к) Белые береты

В 1934 г. по экранам страны с большим успехом прошёл германский фильм «Маленькая мама» с Франческой Гааль в главной роли. Симпатичная героиня носила слегка набекрень белый берет, отчего очарованные ею девушки Страны Советов почти поголовно спешили нарядиться таким же образом.

Запестрели белыми пятнышками гарусных беретов и улицы крымских городов. Мода на них оказалась удивительно стойкой. Она держалась всю вторую половину 1930-х и самое начало 1940-х гг. Возможно, и это был не предел, но этот головной убор «смела» с женских головок война...

Фотоснимки тех, довоенных лет, сделанные не только в городах, но и на сельских вечерах отдыха бесстрастно свидетельствуют, что к этой находке европейского кинематографа не остались равнодушными и молодые крымские татарки — правда, не все поголовно. На пожелтевших карточках можно разглядеть и множество юных лиц, оттенённых традиционными бархатными крымско-татарскими шапочками-фесами, расшитыми стеклярусом.

Но чем ближе к городскому типу бытовой культуры приближалось население того или иного посёлка, чем ближе располагалось село к городу, тем реже встречался этот прелестный старинный головной убор. И почти забытым оказался он среди части сельской интеллигенции, среди сельских девушек, ставших студентками. Вообще в городах фес по большей части надевали лишь в праздничные дни; в будни его заменил всё тот же белый берет.

Нетрудно сделать вывод, что для крымской татарки он становился чем-то большим, чем просто часть модной одежды. Берет означал и близкое знакомство с городской жизнью, с городской культурой. Он был своеобразной попыткой как-то расцветить однообразие сельской жизни, внести в деревенскую привычную, серую рутину необычный, свежий тон, причём имевший не только зрительное значение. Но главное — берет свидетельствовал об известной «продвинутости» и современности его обладательницы.

Последнее особенно знаменательно, если речь идёт именно о крымско-татарской деревне и её женщинах. Когда в 1924 г. в Ак-Манай приехала гастролирующая балетная труппа, и на сцену сельского клуба выпорхнули балеринки в воздушных юбочках-пачках, то женская половина зала дружно воскликнула: «Вай, анам!» («Ой, мама!»), и закрыла лица передниками (РиК. 08.12.1924). Прошло всего десять лет, — и младшие сёстры или дочери тех самых акманайских женщин лихо сдвинули набекрень свой маленький гарусный символ новой жизни, своей принадлежности к новой культуре, которую, увы, трудно назвать крымской.

Это был чисто внешний, но оттого так бросавшийся в глаза шаг от народной крымско-татарской культуры к безликому общесоветскому стандарту.