з) Табаководство

В крымскотатарской культуре табак издавна занимал особое место. В XVIII в. курила и Европа, не представляли собой исключения и женщины. Но в Крыму эта страсть была (по крайней мере, среди мужчин) абсолютно всеобщей. Вот типичная бахчисарайская картинка конца XVIII в.: главная улица «представляет весёлый и хороший вид; там сидящие по лавкам купцы в них и торгуют и отправляют свои рукоделья; один тачает кожи, другой полирует ножи, тот шьёт шапки, сапоги, иной точит на станке, другой отбивает на наковальне железо, все в движении, и из всех лавок выходят табачные облака. Трубок и папушей повсюду навалено большими кучами, и здесь, в Крыму, настоящее курительное царство, так что редкого человека встретишь без трубки во рту...» (Сумароков, 1800. С. 129—130).

Такое необычное пристрастие порождало огромный и, главное, постоянный спрос, не зависящий от политических или экономических катастроф. Поэтому табак сеяли практически на всей территории Крымского ханства. Качество, конечно, было неодинаковое, поэтому большая часть табака не совсем элитных сортов потреблялась самими хозяевами табачных полей. Но были и особые, как бы самой природой созданные для этой культуры районы, идеально подходящие для табаководства. Не без оснований считалось, что лучший табак можно вырастить лишь на берегу моря у Аю-Дага, в Партенитской долине, где он «по своему достоинству, запаху и вкусу равняется с лучшими сортами турецкого табаку» (Сосногорова, 1880. С. 82).

Табаководство стало распространяться на полуострове, очевидно, в конце XVII в., причём в основном в его горно-прибрежной части, богатой водными источниками (известно, что эта культура весьма влаголюбива). Кроме местных сортов табака в XVIII в. культивируются турецкие и даже американские. Поскольку на Южном берегу земля прогревается довольно рано, то первые посадки ростков были отмечены уже в конце марта; в предгорья табаководы поднимались с саженцами месяцем позже. На приморских же склонах климатические условия для этой хозяйственной деятельности были настолько благоприятны, что почти всегда удавалось снять два урожая, а нередко и три (Раде, 1856. С. 51—52).