Маргарита Волошина (Сабашникова). Сказка о распятом царевиче. Из творческого наследия

Подборки стихов М.В. Сабашниковой публиковались в альманахе «Цветник Ор» (Кошница 1, СПб, 1907. С. 205—213), в Антологии издательства «Мусагет» (Москва, 1911. С. 187—195). Кроме того ее перу принадлежат детские рассказы «Дэзи» и «Облачное лето» (детский журнал «Тропинка», 1907, № 22—24, рисунки автора), переводы трудов немецкого мистика Мейстера Экхарта (в 1912 г. вышли две его книги в переводе и со вступительными статьями М.В. Сабашниковой; одна — в издательстве «Мусагет» под названием «Мейстер Экхарт. Проповеди и рассуждения», другая — в издательстве «Духовное Знание» — «Мейстер Экхарт. Избранные проповеди»; переизд.: М., 1990 и Киев: Ника-центр, 1998). В 1913 г. в издательстве «Духовное знание» вышла книга Сабашниковой «Святой Серафим».

В лесу было много малины, и Катеринушка отстала от подруг. Уже заря горит. Заря меркнет. Прошумели деревья. Катеринушка оглянулась. Во тьме много глазок сразу закрылось. Кто застигнут врасплох? Кто подглядывал?

Она взглянула в небо: звезда мигнула и спряталась за тучку. Макушки переглянулись и притаились... Она все рвет малину, лишь бы снова тех глазок не увидеть. Деревья громче ропщут и шепчут, а Катеринушка думает: «Вот когда на них смотришь, они не смотрят, а когда их не видишь, — они видят».

И уже ночь. Катеринушка подняла голову: перед ней во тьме горит огонек; под дубом висит ветхая иконка. Она перекрестилась, поклонилась в землю и слышит, что кто-то ее кличет. «Кто ты? — спрашивает Катеринушка. — Я тебя не вижу.» И глухой голос отвечает из-под земли:

Королевичем я жил
И во дубе распят был.
Распят был родным отцом
Вверх ногами, скован сном...
Я — царевич во дубу,
Сторожу судьбу в гробу.

Я тебя давно уж ждал,
Я тебя сквозь сон узнал.
Это ты меня спасешь,
Из темницы изведешь,
Если верно назовешь,
Если громко позовешь.

Страх гонит Катеринушку из лесу. Она бежит домой, а шепот и шелест пошли сильнее, лес застонал бурею ей вслед и закричал на разные голоса.

«Сестры, держите ее, удержите!
Корни, вы белые ноги вяжите!
Листья, летите, слепите ей очи,
Чтобы осталась невеста до ночи!»

Она выбежала в поле: по небу идут черные тучи. Белая рубашка трепещет на ветру. Вернулась сиротка домой. Бабка спит на печке. Катеринушка легла под окном на лавку. Она спит и не спит. Лампадка светит перед образом. Буря утихла, а за окном шелестиные голосочки шепчут:

«Сестры, сестры, шелестинки,
Трепаталочки-осинки,
Белоручки-березовки,
Хвойно-крылые сосновки,
Липовяночки медвяны,

Рябинушки-кички рдяны,
Шелест, шёпот ваш уймите,
Оксамитом не шуршите,
Тише ставню растворяйте,
Тише в горенку влетайте!»

Липовая веточка просунулась в оконце. Липовые цветки полетели по избушке. Только это — не цветки, это летят липовички с прозрачными крыльями: каждый сидит на зеленом листочке и на серебряной узде держит пчелку.

И не сосновая ветка качнулась за окном, это — двинулся рой сосновок. Крылья у них загнуты, платье из червленого оксалита и высокие венцы, как шишечки из заревых камней.

Бередяночки летят, мерцая жемчужными подвязями; осиники в кольчугах переливаются серебряными денежками; за ними летят елькичи — монашеночки, орешнивички — бархатные кафтанчики... Много их налетело...

Поднялись они под потолком зеленым облаком, опавшими листьями ложились на полу, наполняя воздух лесным духом, а тишину — лесным шелестом. Не стало ни стволов, ни скамеек, ни печки, ни самой горницы. Только лампадка светилась среди зелени, и сквозь частые крылышки с иконы смотрел темный лик.

Катеринушка перекрестилась и шепчет: «Свят, свят, свят». Точно ветерок прошел по лесу. Шелестиные голосочки шепчутся за ней: «Свят, свят, свят».

Катеринушка спросила: «Кто вы, такие маленькие? Вы не похожи ни на зверушек, ни на ангелов». И слышит в шорохе слова:

А мы души детей нерожденных,
А мы — дети царей заточенных
Во глухие леса, леса темные.
И живем мы тайком, души дремные,
Под лесными цветными покровами,
Под седой бахромой вместе с совами.
В тех местах есть дубок молодешенек,
А под ним огонечек малешенек
Пред иконою горит чудотворною.

А под серой землей, землей черною
Царский сын заточен меж кореньями,
Злат кафтанчик на нем шит каменьями.
Уж как нынче он в пору полночную
На молитву выходит урочную.
Сторожит он всю ночку судьбинушку,
До зари ждет-зовет Катеринушку.
На заре в древний крест облекается:
В нем страстная душа разрывается.

Лесные умолкли, а знакомый голос звал из темноты: «Катеринушка, Катеринушка, слышишь ли меня?»

— Слышу, царевич мой, слышу!

Она встала с земли на голос, в траве встали ночные красавицы, как церковные свечки. От земли по стволам пошел свет.

— Видишь ли меня, Катеринушка?

— Вижу, царевич, вижу.

Он стоял перед ней в золоте, но светлее золота была его ненаглядная красота. Он взял ее за руку. Лазоревые колокольчики звенели по лесу.

— А любишь ли ты меня, Катеринушка?

— Люблю ли тебя?

— Останешься ли со мной до зари, Катеринушка?

Она обняла его: «Заря ли нас разлучит, сердце мое?»

— Не заря, Катеринушка, нас разлучит. На заре нас разлучит чужая мертвая воля. Ночью нам с тобой обручаться, на заре нам прощаться. А потом тебе за меня молиться.

— Нет, нет, нас ничья чужая воля не разлучит, царевич. Ей не вырвать меня у тебя, ей не вырвать твоей руки из моей.

— Катеринушка, голубушка, ночь коротка, братья нас ждут. Катеринушка, останься со мной до зари.

Корни дуба раздвинулись, и они входят в подземелье. Под сводами сидят за столами белые цари и царицы, и при них войско. Глаза их закрыты. Красные губы сжаты, и все они как бы на одно лицо. Кровавые яхонты горят в перстнях и ожерельях. Они, как саваном, окутаны кореньями.

Царевич говорит: «Катеринушка, это — мои братья с женами и войском. Все мы прокляты отцом. Наши души дремлют в подземельях. Тела наши над землею в деревьях».

Он ударил копьем в корень дуба. В чашу полилось красное вино.

«Перевяжи скорей своим платком этот корень, Катеринушка», — говорит царевич и подносит чашу царям и царицам.

Только омочили они губы в красном вине, — в лесу застонал ветер, деревья зашатались. Цари и царицы вышли на землю, а с ними все их войско. В ту пору звезды сияли на побледневшем небе. Белый туман встал над землею.

Белые цари и царицы стали перед иконою. Глаза их закрыты. Впереди стоит царевич и громко читает молитвы. Братья ему вторят, но молитва их многогласна и смутна, как шум леса.

Царевич берет Катеринушку за руку. Когда они поклонились в землю, перед ними встал кто-то большой и прохладный. Его волосы, как белое облако. Его риза из бледного золота. От него загорелось небо, и он трижды обручил их золотыми кольцами. И уже никого нет.

Золотая заря горит. Туман стелется по земле. По земле распростерлись белые цари и царицы.

Царевич прижимает к себе Катеринушку.

— Царевич мой, отчего у тебя глаза скорбны, как ночь перед рассветом? Ночь коротка, царевич.

— Ночь прошла, Катеринушка. Молись за меня.

— Я не знаю твоего имени, милый.

Стон прошел по лесу. Царевич не ответил. Катеринушка обнимает не царевича, а ствол дуба. Солнце встало. Блестит роса.

Кто-то жалобно зовет под дубом. Лесные звери смотрят из чащобы.

Звери всё знают.

Бабка в тот день не дождалась внучки. На заре другого дня мужики нашли ее под дубом.

Её раскрытые глаза не видели людей, она не слышала их слов и окровавленными ногтями скребла землю. Скребла и, приникнув ухом, слушала...

Хотели мужики отвести ее домой. Но она ухватилась за дуб: её девичьи руки стали цепки и сильны... Оттащили ее силой и привели в беспамятстве домой.

Увидала бабка внучку, увидала на её руке колечко. «Злые люди её испортили». Сняла с её пальца колечко и спрятала за икону на полку.

С тех пор перестала бабка выпускать Катеринушку из хаты. Катеринушка из окна кричит лесу слабым голосом:

Подождите, потерпите,
К вам опять сестра придет,
Вас на свадьбу позовет!
Только б слово ей узнать,
Только б громко вас позвать!

Тогда бабка закрыла ставни, и они стали жить в темной избе при лучине.

Лето прошло. Простонала за окнами осень. Зима длится. Тонкие голосочки поют за ставнями:

А мы души детей нерожденные,
Во глухие леса заточенные,
В серебро да хрусталь облаченные.
Ледяными мы сыплем цветочками,

На морозе горим огонечками,
Запрягаем метель с позвоночками.
Серебристыми правим уздечками.
Ах, родиться бы нам человечками!

Но Катеринушка не могла открыть лесным: ее не пустили к окну. Она захирела. Глаза стали грустными, пальцы тонкими.

На первой неделе поста бабка взяла больную сиротку на богомолье.

Как они идут белым полем, Катеринушка молчит, а как они идут черным лесом, Катеринушка смотрит в чащу и зовет... К каждому дереву хочет она подойти. Воспаленными губами целует мерзлые стволы, ищет в снегу обручальное колечко. Обнимает корни, бьется о ствол головой и плачет.

Она говорит бабушке: «Они все знают. Вянут от злобного духа, видят рядом с живыми умерших, молятся, когда приходит ангел».

Бабушка молится по церквам Пресвятой Богородице об исцелении Катеринушки, а Катеринушка шепчет:

Королевичем он жил,
И, как Ты, он распят был.
Распят был родным отцом

В землю черную лицом.
Но из мертвых он воскрес,
Воскреси распятый лес.

Раз вышли они от обедни из церкви. А у церкви на высоком берегу гудит ярмарка. Сани стоят в ряд, расписные дуги пестреют на снегу, блестят горшки зеленой поливы, серебряные мороженые рыбы да в бочках красная клюква. Мужичье галдит. Толкутся, продают грибы, валенки, в красном ряду бабы кричат. Коровы мычат, лошади ржут, гуси гогочут, плачут дети, причитают нищие и юродивые. Поют слепцы.

Поют слепцы громко и невнятно, запрокидывают головы, раскрывая безобразно рты; лица их рябы, глаза белы, а на голове колтун. А поодаль на бревне сидит святой странник, и волосы его белы, как облако. За ним чернеют избы, за избами лес. К нему подошли Катеринушка с бабушкой. Старик поднял голову. Глаза его были незрячи, как у спящих орлов. Он заиграл на гуслях и запел:

Царь своих сыновей призывает.
Говорит им: стар я, дети,
Не под силу мне стала держава.
Вы примите великую тягу,
Только царство мое не делите
И служите стране моей правдой.
А меньшому, любимому сыну
Царь не хочет пожаловать власти.
Не могу, говорит, мой сыночек,
Отягчать твои детские плечи.
Ты останься с отцом своим старым.
Не исполнили братья завета,
Алчность вкралась в сердца их змеею,
Стали братья делить его царство.
Жены братьев раздор разжигали,
Стал ковать брат на брата крамолу.
Каждый брат захватил себе знамя,
Написал он на нем своё имя.
В те поры окровавились реки,
Озарилось пожарами небо.
И терзали страну свою братья,
Как добычу кровавую волки.
Царь восстал и сынов своих проклял,
Проклял с ними их жен нечестивых.
«Поклонитесь пониже мне, дети,
Не поднять вам голов ваших гордых,
Но по шею войдут они в землю,
И залепит земля ваши губы,
И кровавые жадные руки
Загребать будут черную землю».
Обратил он тела их в деревья,
В темный лес их мятежные рати
И в лесное зверье их желанья.
В подземелье вогнал он их души;
Позабыла душа свое имя,
Погрузилась в тяжелую дрему.
И стоял царь отец с младшим сыном
Средь зеленой и частой дубравы.
Поклонился отцу в ноги мальчик:
«Ты помилуй их, отче, помилуй!
Ты разрушь свое злое проклятье:
Не губи омраченные души».
И младенца царь в ярости проклял.
«Залепи же земля твои губы,
Чтобы дерзких речей мне не слышать.
Пусть твои распростертые руки
От земли не подымутся черной».
И вросли его белые руки,
Под землей распростерлись корнями;
Корешками вросли его кудри,
Стал корою кафтанчик парчовый,
И зеленый сафьян на сапожках
Распустился зеленым дубочком.
Под землею душа его дремлет
И не знает, приходит ли время...
Раз он слышит, вверху кто-то кличет,
Кличет матушка сына родного.
Просочились сквозь землю, знать, слезы,
Просочившись, знать, уха коснулись..
С той поры стал царевич всё слышать...
И ответил он матушке громко:
«Я твой сын, но не знаю который,
Я забыл свое крестное имя...»
Говорит ему матушка плача:
«Твой отец ныне в муках скончался,
Думал молвить слова искупленья,
Черный мрак засосал его душу,
Смерть сомкнула бессильные губы,
И не мог он разрушить проклятья.
Полонили наш город татары.
Смерть за ним и меня призывает.
Вот, пришла я проститься с сынками,
Я у каждого кликала корня,
Не откликнулись братья другие.
Ты один лишь, незнаемый сын мой,
Отозвался из темной могилки.
Вот тебе от меня образочек.
Ты молись за себя и за братьев.
Если праведник с верой помянет
Твоё имя пред этой иконой...»
Развязались, раздвинулись корни,
И царевич выходит из дуба.
Обняла его мать, затряслася.
Ох, и вымолвить слова не может.
Помертвели, сомкнулися губы.
На руках у родимого сына
Поутру отдала она душу.
А царевич спустился под землю.
Каждый год в эту ночь он выходит
И выводит с собой старших братьев.
Чудотворному молится Спасу.
И услышал молитву Спаситель.
Раз в лесу заблудилась девица
И молилась иконке под дубом.
Полюбил млад царевич девицу,
Обручил их в ту ночь Божий Ангел.
Ангел скажет ей чудное имя,
Даст ей в ручки ключи от темницы.
Пусть невеста царевича кликнет,
Из могилы возстанет царевич.

Печаль Катеринушки росла вместе со сказкой. Она все ближе подходила к страннику, пока он пел. А когда он кончил, она выросла перед ним, как белая березка, и не может сказать ни слова. Он протянул к ней свою дряхлую руку и спросил: «А где же твоё обручальное колечко, Екатеринушка?». В толпе зароптали, кто засмеялся, кто перекрестился. А бабка удивилась и низко кланяется ему, просит его помолиться о здравии Екатеринушки, её де злые люди испортили; зовет странника к себе в избу. Странник встал и пошел молча с ними.

Когда пришли домой, он усадил Катеринушку подле себя на лавке под образами. Гладит её волосы и руку, наводит на неё крепкий сон. Видит бабка, странник что-то шепчет над спящей внучкой. Бабка молится. Видит: слепой встал и верной рукой достал с полки спрятанное обручальное колечко.

И опять подивилась бабка. Видит: странник будто вырос, посветлел весь.

Обратился он к ней и говорит: «Только верь ей, она теперь всё знает. Будет Екатеринушка здорова». И, наклонившись над Катеринушкой, он надел на её палец обручальное колечко. Небывалый свет наполнил избу. Катеринушка открыла глаза и узнала сквозь золотые облака того, кто обручал её в лесу с царевичем. Облака рассеялись. Странника не стало.

С той поры Катеринушка стала прежней.

Весь пост ходила в церковь и постилась. На страстной неделе в четверг после всенощной она запирает двери хаты, зажигает три лучины; велит бабке достать из сундука тканый серебром сарафан и хрустальное тройное ожерелье. Она надевает алмазный убор венчальный и белую шубку. Покрывается платком желтого шелка, шитым серебряной ниткой. Сама в руку берет зажженную четверговую свечку. Бабка дает ковшик со святой водой, младший братец несет за ними ладан. В поле огонечек мигает, лесу тихо светит. Под ногами снег блестит, а между веток звезды. Одинокая сосновочка сидит на ветке, свесила ножку в красном сапожке, щурится на огонек.

Вот подходят к дубу. Катеринушка прилепила к иконке свечку, стала между бабкой и братцем и долго молилась. Потом она покропила вокруг дуба святой водой, дула с кадила ладаном, говоря:

Ангел с мертвыми очами,
Повинуйся! Растекись
Со священными водами!
Бык крылатый, провались!
Ты, орел в цепях! Живей!
Удаляйся с дуновеньем!

Подвижной ползучий змей!
Испарись с моим куреньем!
Чтоб вода к воде вернулась,
Чтоб огонь сильней горел,
Дух чтоб взял, где хотел,
Чтоб земля с землей сомкнулась.

Тогда вода закипела в ковшике. Пламя объяло дерево. Засвистел ветер. Земля всколебалась, а Катеринушка закричала несвоим голосом:

Дух, из недр поднимись!
Дух, на землю опустись!
Дуб, к земле склонись ветвями!
Зверь, на землю встань ногами!

Над снегами, под звездами
Крест священный, повернись!
Царь главу поднимет ввысь!
Царский сын, явись, явись!

И, закрыв глаза, она трижды позвала царевича по имени. Всё затихло. Катеринушка открыла глаза: перед ней, вместо дуба — царевич, а у него на груди икона. Бабка поклонилась иконе и, приняв её из рук царевича, благословила его с внучкой. Они вышли из темного леса. Мальчик нес за ними икону. На опушке деревья поклонились без ветра, а царевич закричал громким голосом:

Братья, из темных могил поднимайтесь!
Братья, на свадебный пир собирайтесь:
Братец меньшой ваш из мертвых воскрес!
Братья, восстаньте! Проснись, темный лес!

Дрогнул лес. Цари с царицами стали перед царевичем. Тут во тьме обнимались братья после долгой разлуки, забыв о вражде. Брат целовал брата, невестка — невестку. И кликнул каждый брат свою рать. Двинулись темные рощи, и великое войско собралось вокруг царевича в поле. До зари они изгнали татар из родного города. На заре царевич ведет к венцу Катеринушку. Колокольный звон гудит с колоколен. Заря горит на золотых маковках.

Катеринушка смотрит при свете на царевича: «Ах, царевич, что за рана на твоей руке? Какой враг тебя ранил и какой друг перевязал?» А царевич улыбается и отвечает ей: «А не узнаешь ты, чей платочек на моей руке? Тот и рану мне перевязал, тот и друг мой любимый». И узнала Катеринушка свой шитый платочек.

1906, август-сентябрь,
Коктебель-Москва.

Публикация Ирины Репиной.