Искусство, архитектура, военное дело, лепная керамика

В 70-е — 90-е гг. развивались направления, связанные с изучением отдельных аспектов быта и культуры позднескифского общества. Серия работ, посвященных монументальному изобразительному искусству поздних скифов, была подготовлена и опубликована в эти годы Е.А. Поповой (Попова, 1976; 1984; 1984а). Однако обобщенные выводы были изложены только в автореферате кандидатской диссертации. Здесь рассматривались каменные изваяния, рельефы и росписи культовых сооружений (Попова, 1984 б). По ее мнению, каменные антропоморфные изваяния с территории Скифии, относящиеся к первым вв. н. э., продолжают собственно древнюю скифскую традицию и не имеют основ в сарматской культуре. Скорее всего, надгробия с изображением лица, рук и атрибутов представляли собой фигуру героизированного умершего вождя. Существенно и то, что между крымскими и нижнеднепровскими памятниками этой категории стилевые различия не наблюдаются. Надгробные рельефы первых вв. н. э. концентрируются в Центральном, Северо-Западном и Юго-Западном Крыму, однако известны они и в Нижнем Подненровье. Для них характерны примитивно-реалистический и условно-схематический стили. Заметим, что разделение этих стилей на «реалистический» — скифский и «схематический» — сарматский не имеет под собой серьезных оснований. Тогда как сходство сюжетов рельефов из Крымской Скифии с сюжетами боспорских и малоазийских надгробий несомненно. Однако иконографические особенности все же свидетельствуют о самостоятельном развитии этого направления монументального искусства. Рельефы из Неаполя с изображением двух мужских фигур и всадника относятся ко II—I вв. до н. э. При этом рельеф с изображением двух фигур (обычно считающихся портретами Скилура и Палака) выполнен греческим мастером, в то время как второй изготовлен местным художником в эллинистических традициях.

Росписи неапольских склепов первых вв. н. э. имеют культовый характер, в них представлены два уже известных стиля: «примитивно-реалистический» и «условно-схематический». Последний имеет явные параллели в сюжетах и стиле с рисунками в боспорских «склепах сабазиастов». Оформление склепа № 9 воспроизводит представления о структуре космоса и упорядочивает погребальное пространство. В склепе № 1 присутствует роспись двух различных периодов. К первому относятся изображения змееногой богини, имеющей хтоническую сущность, ко второму (более позднему) относится композиция с солярным сюжетом. Культовый характер, определенный представлениями о погребальном обряде, фиксируется и в росписях склепов №№ 2 и 8. Роспись стен здания «А» из Неаполя скифского оформлена во II в. н. э. в стиле, типичном для римских провинций. Граффити на стенах здания выполнены в «условно-схематической» технике. В целом особенности монументального искусства «Малой Скифии» свидетельствуют о сохранении собственно скифских традиций, хотя в отличие от звериного стиля предшествующей эпохи в позднескифском искусстве доминируют антропоморфные образы. Появление рельефов и росписей объясняется постоянным влиянием античной культуры. Сюжетное и стилистическое единство памятников говорит в пользу культурного единства различных регионов Скифии, а также о тесном контакте крымских скифов с античными центрами. Для искусства этого времени характерен спад эллинистических влияний и общая «варваризация», которую, впрочем, не следует идентифицировать с сарматизацией, так как сарматы не оказывали непосредственно влияния на скифов, попадая в Крымскую Скифию через Боспор. Есть основания говорить и о влиянии римской культуры. Это позволяет сделать фигура гладиатора на рельефе из Красного (Неаполя?) и римский шлем на рельефе из Марьино.

В последние годы появились также специальные работы, посвященные новым и старым находкам памятников монументального искусства Неаполя (Зайцев, 1996; Zaytsev, 2002) и памятников Юго-Западного Крыма (Волошинов, 1997; 2001). Другое новое направление — тематика, связанная с ювелирными украшениями в памятниках позднескифской культуры (Mordvintseva, 2004).

Исследование архитектуры и строительного дела античных государств и варварских племен Северного Причерноморья было проведено С.Д. Крыжицким (Крыжицкий, 1993). В IV в. до н. э. в архитектуре обширного ареала, с которым можно соотнести Степное Причерноморье и Крым, сложилось греко-варварское направление, просуществовавшее до позднеантичного времени включительно. В фортификации варварского населения отмечена деградированная античная традиция и очень слабое проявление варварского начала. К античным чертам в позднескифском домостроительстве автор отнес четкость и прямоугольность в конструкции домов, наличие полуподвалов, сырца, расписной и профилированной штукатурки. Дома мегаронного типа С.Д. Крыжицкий соотнес с варварской традицией, рассмотрев преимущественно жилые постройки. При этом он заметил, что данный тип все же может быть заимствован из античной культовой архитектуры как жилище богов, вполне соответствующие самооценке обитавшей в мегаронах позднескифской аристократии. Нужно отметить, что в статье Ю.П. Зайцева, посещенной неапольским мегаронам, исследователь пришел к аналогичным выводам (Зайцев, 1995) В отношении же скифской Чайки С.Д. Крыжицкий специально отметил, что домостроительство здесь носит преимущественно античный характер.

Отдельное исследование С.Г. Колтухова, защищенное как кандидатская диссертация (Колтухов, 1992), а затем опубликованное в виде монографии, посвящено укреплениям варварского населения Предгорного и Северо-Западного Крыма позднескифского времени (Колтухов, 1999). Временем появления позднескифских укреплений в Крыму автор посчитал конец III—II вв. до н. э., период становления позднескифского государства и его выхода на политическую арену Северного Причерноморья. К середине — второй половине II в. до н. э. было отнесено формирование греко-варварской фортификационной школы. Она характеризовалась использованием бутового камня, слабыми строительными растворами, неразвитым вертикальным членением стен, пристройкой к стенам дополнительных поясов и башен, применением рвов и валов. Из разнообразных укреплений во II в. до н. э. сформировалась система обороны предгорья. Ее военно-административным центром была столичная крепость — Неаполь, опасное западное направление было прикрыто крупными фортами: Кермен-Кыром, Усть-Альминским, а также Булганакским городищами. Проходы из степи во внутренние районы предгорья контролировали небольшие форты-заставы. Подобная система могла успешно противостоять херсонеситам или небольшим отрядам степных грабителей. Но она оказалась неэффективной против хорошо обученных войск понтийского полководца Диофанта.

Сомнения В.М. Зубаря в возможности формирования во время правления Скилура единой системы стратегической обороны Крыма и Нижнего Днепра имеют под собой самые серьезные основания (Зубарь, 2004. С. 115), их следует принять. Однако система больших и малых «фортов» в предгорьях все же возникла. А ее западная часть, состоящая из крупных фортов и главной столичной крепости, появилась в результате продуманных, целенаправленных, комплексных фортификационных работ, связанных с правильной оценкой Скилуром и его окружением военно-политической ситуации, сложившейся в ходе херсонесско-скифских войн. Об этом вполне определенно свидетельствует Страбон (VII, IV, 7).

В I в. до н. э. — I в. н. э. крупные укрепления могли превратиться в центры небольших округов. Рвами и валами были усилены оборонительные системы укрепленных поселений Северо-Западного Крыма. Очевидно, у рубежа новой эры или в начале I в. н. э. обстоятельно перестраивались системы обороны таких крупных поселений, как Кермен-Кыр, Усть-Альминское и Булганакское городища. В политическом же плане на этом этапе позднескифской истории наиболее вероятны довольно продолжительные периоды подчинения Понтийскому царству и Боспору, сопровождающиеся децентрализацией, эпизодически сменяющиеся восстановлением Крымской Скифии.

Во второй половине I — начале II вв. до н. э. в результате катастрофических процессов, начавшихся еще в первой половине I в. н. э., связанных со скифо-боспорскими противоречиями и миграциями сармат, территория Крымской Скифии сократилась. Был оставлен Северо-Западный Крым и практически все поселения внешней части предгорья. Скорее всего, это привело к окончательному распаду единого управления. На следующем этапе, во II—I половине III в. н. э., в глубине предгорья, в частности в Юго-Западном Крыму, продолжалось строительство небольших общинных убежищ. В середине — второй половине III в. н. э. j укрепления Крымской Скифии окончательно прекратили свое существование.

Обстоятельная работа по военному делу поздних скифов и сарматов была подготовлена А.В. Симоненко в виде диссертации (Симоненко, 1986). К сожалению, публикация монографического исследования состоялась спустя 15 лет, к тому же работа издана на немецком языке. Ее основные «позднескифские» выводы свидетельствуют о том, что небольшое постоянное скифское войско состояло из племенной знати, а в ополчении основную роль играла легкая пехота, что принципиально отличает скифов поздней поры от сармат (Simonenko, 2001, S. 327).

Изучению позднескифской лепной керамики посвящена диссертационная работа В.В. Власова (Власов, 1999 в). На материалах крымских городищ и могильников исследователь выделил керамику собственно позднескифскую, категорию этническо-нейтральной посуды, формы, восходящие к скифскому лепному комплексу, а также керамику сарматскую, кавказского происхождения, и посуду, подражающую античной. Встречаются сосуды, восходящие к типам, характерным для меотов, и населения Европейского Боспора, и посуда, близкая зарубинецкой. При этом было специально отмечено, что сосуды таврского и фракийского облика в позднескифском Крыму малочисленны. К сожалению, при подготовке работы практически не были задействованы богатейшие коллекции лепной керамики Неаполя скифского и Усть-Альминского городища. Их изучение могло бы в некоторых случаях самым серьезным образом повлиять на результаты исследования В.В. Власова. Например, общий тезис о нетипичности для позднескифских памятников Крыма керамики фракийского типа был бы серьезно скорректирован. Интересно и то, что в результате анализа керамических материалов позднескифского поселения Золотое Ярмо, изучавшегося в начале 90-х гг. к юго-востоку от Симферополя, памятник был охарактеризован как периферийное позднескифское поселение, возникшее в позднеэллинистическое время и слабо затронутое или вовсе не затронутое процессами сарматизации в первые вв. н. э. (Храпунов, Власов, Молодцов, Мульд, 1994).

Следует отметить, что нынешнее состояние изучения материальной культуры свидетельствует о единичности работ, посвященных современной археологической классификации и интерпретации артефактов. Несмотря на обилие материала, мало объемных специализированных и надежно обоснованных исследований, касающихся хозяйственной деятельности, домостроительства, погребального обряда. Следовательно, необходимые базы данных для надежных выводов все еще отсутствуют. Не лучше обстоит дело с реконструкцией социально-экономических отношений и антропологическими исследованиями.