Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Интересные факты о Крыме:

В 1968 году под Симферополем был открыт единственный в СССР лунодром площадью несколько сотен квадратных метров, где испытывали настоящие луноходы.

На правах рекламы:

• Обзор казино eldorado24 еще здесь.

«Волшебный край» А.С. Пушкина

Интересно, что своеобразный вклад в изучение природы Крыма сделал великий поэт и, поневоле, путешественник Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837). Не по своей воле побывал A.C. Пушкин в Тавриде — это была административная ссылка поэта на юг. «Вот уже восемь месяцев, как я веду странническую жизнь, — писал поэт в 1820 году. — Был я на Кавказе, и в Молдавии..». Крымский отрезок этой «страннической» жизни был недолгим — он продолжался всего месяц, с середины августа до середины сентября 1820 г., но запомнился на всю жизнь. В течение последующих 16 лет своей жизни поэт многократно и с большой любовью вспоминал о «Волшебном крае».

A.C. Пушкин не только поэтически «открыл» Крым для России. Своими стихами он привлек внимание всей страны к этому краю и его уникальной природе. Бесконечно восхищаясь природой, поэт вместе с тем с присущей ему наблюдательностью справедливо говорит о Крыме как о «стороне важной и запущенной». Дело в том, что в период его путешествия было хорошо видно, что тогдашняя страна еще мало сделала для освоения и развития природных богатств края, хотя со времени включения Крыма в состав России (1783 г.) прошло уже около 40 лет.

Нам бы хотелось как естествоиспытателям особо оттенить здесь тему природы полуострова в творчестве A.C. Пушкина. Она воссоздает малоизвестную нам панораму крымских пейзажей начала XIX столетия. Но, самое главное, A.C. Пушкин одним из первых наших соотечественников привел в литературе ряд оригинальных естественнонаучных сведений о Тавриде и сделал здесь даже некоторые ботанические и географические открытия.

Первое, что бросается в глаза — это широкий географический диапазон крымского путешествия A.C. Пушкина. Он посетил все ландшафтные области полуострова: Керченское холмогорье (от Керчи до Феодосии), проплыл Черным морем вдоль берега «из Феодосии до самого Юрзуфа» (Гурзуфа), изъездил Южный берег Крыма (от окрестностей Гурзуфа до Симеиза и Чертовой лестницы), несколько раз пересек Главную Крымскую гряду (через перевал Чертова Лестница и у Балаклавы), побывал на яйле, проехал по Крымскому предгорью (от окрестностей Севастополя до Бахчисарая и Симферополя), наконец, уезжая, пересек весь равнинный Крым (до Перекопа). По нашим подсчетам, в Крыму поэт преодолел около 150 километров морем (вдоль берегов) и более 650 километров по суше — итого 800 км пути на парусном судне и в карете, верхом на лошади и пешком! Он посетил на полуострове более 50 населенных пунктов. Что говорить, даже в наш век такое путешествие — многотрудное дело!

Крымские впечатления поэта нашли отражение более чем в тридцати его произведениях. Он отмечает выразительные черты рельефа, меняющийся лик моря, чистые южные небеса, восхищается теплым климатом и особенно часто упоминает поразительно разнообразный растительный покров, давая своеобразные оценки ландшафтам полуденного края, который он называет то Тавридой, то Таврией, то Крымом. Стихи и письма на эту тему пересыпаны многочисленными, чаще всего восторженными, эпитетами, которыми он наделяет Крымскую землю.

Поэт прибыл в Крым с Кавказа. «С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма» — сообщал брату Александр Сергеевич. На керченскую землю он ступил 15 августа. Здесь он сразу же подметил на ближней горе «груду камней и утесов», побывал на Золотом холме (кургане) и на руинах древнего Пантикапея — античного города, предшественника Керчи, существовавшего с VI века до. н.э. Воспоминания об этом позднее были вложены в уста героя поэмы «Евгений Онегин»:

«Он едет к берегам иным,
Он прибыл из Тамани в Крым.
Воображенью край священный:
С Атридом спорил там Пилад,
Там закололся Митридат...»

Путешествуя по окрестностям Феодосии, а затем плывя из Феодосии на паруснике, поэт пристально всматривался в очертания крымских берегов. У древнего крымского вулкана Карадага его привлекла необычная по форме огромная базальтовая арка, поднимающаяся в 85 метрах от берега, прямо из морских пучин, сквозь которую свободно проходит парусник. И хотя прямое упоминание о знаменитых теперь Золотых Воротах у A.C. Пушкина отсутствует, однако их очертания с уверенностью угадываются в его собственноручном рисунке на полях рукописи «Евгения Онегина». В то время арку называли Шайтанкапу, что значит «Чертовы Ворота». Из этого факта становится понятным, почему ниже и по сторонам от пушкинского ландшафтного наброска — мифического пути в ад — изображены бесовские фигурки. Рисунок A.C. Пушкина, изображающий Золотые (Чертовы) Ворота Карадага, — первое свидетельство о существовании этого выдающегося памятника природы.

Крымские горы произвели на поэта необычно большое впечатление, учитывая то, что он перед этим видел более высокие вершины Кавказа.

«Я помню гор высокие вершины»
        («Желание»)

«Я помню горы в небесах,
Потоки жаркие в горах...»

        («Бахчисарайский фонтан»).

Дело здесь, очевидно, в том, что горы Крыма высятся прямо над морем и поэтому их «всего» полуторакилометровая высота при крутых приморских склонах производит особое впечатление и именно поэтому вызвала у Александра Сергеевича столь «высокую» оценку. Из конкретных крымских вершин у поэта упоминаются горы Аюдаг (571 м), Чатырдаг (1527 м, пятая по высоте вершина Крыма), скалы «Кикенеиса» (600—700 м), Горная лестница (Шайтанмердвен — «Чертова лестница»: перевал через Ай-Петринскую яйлу).

Восторг первого знакомства A.C. Пушкина с Южным берегом Крыма, Гурзуфским амфитеатром, запечатленный в письме к Д. (очевидно, к Дельвигу), просто фонтанирует непосредственностью:

«Проснувшись, увидел я картину пленительную, — разноцветные горы сияли;...тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аюдаг... и кругом это синее чистое небо и светлое море, и блеск и воздух полуденный...»

Великолепны ставшие крылатыми пушкинские поэтические ландшафты Крыма:

«Волшебный край, очей отрада!
Всё живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй, и тополей прохлада —
Всё чувства путника манит,
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утёсов Аюдага»

Климат Крымского Южнобережья близок к субтропическому, средиземноморскому. Поэтому даже в сентябре, когда здесь был А.С. Пушкин, окрестные склоны гор, занятые лесами, выглядели, несомненно, красочно, а виноградные плантации привлекли особое внимание поэта красотой своих плодов. Среди обобщенных образов конкретно упомянут Аюдаг, который высится к востоку от Гурзуфа. Этот горный массив, «неудавшийся вулкан», возвышается над Черным морем на 571 м, а его приморские склоны, образованные вулканическими породами (габбро-диабазами), действительно круты и почти отвесно уходят в морскую пучину, которая здесь достигает сразу же нескольких десятков метров и потому отливает темной зеленью. Но эта глубина у Пушкина лишена традиционных пугающих атрибутов.

«Счастливый край, где блещут воды,
Лаская пышны берега,
И светлой роскошью природы
Озарены холмы, луга,
Где скал нахмуренные своды».

        («Таврида»)

Любуясь природой Гурзуфского горно-приморского амфитеатра, поэт целые дни проводил на прибрежных известняковых мысах-скалах, одна из которых теперь названа его именем (высота над морем — 35 м, находится на территории современного Артека). На вершине Пушкинской скалы позднее была устроена видовая площадка в виде крепостной башни. На ее стене укреплена мемориальная мраморная плита с известным четверостишием:

«Прощай, свободная стихия!
Последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой».

В 1887 г. эта скала была запечатлена И.К. Айвазовским на знаменитой картине «Пушкин на берегу моря», причем фигура поэта выписана И.Е. Репиным.

В стихотворениях поэт неоднократно восхищается Черным морем, рисует нам его-облик:

«На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан».

        («Элегия»).

Здесь Черное море поэт сравнивает с океаном — оно ведь одно из самых глубоких морей мира: глубина достигает 2245 м!

В Гурзуфе поэт «купался в море» и любил, «проснувшись ночью, слушать шум моря — заслушивался целые часы».

«Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы».

        («К морю»)

A.C. Пушкину довелось объехать «полуденный берег» и побывать в его ближних и дальних уголках на пути из Гурзуфа в Георгиевский монастырь у мыса Фиолент, на крайнем западе Крымского южнобережья. В обстановке бездорожья он совершил, по его словам, «страшный переход ...по скалам Кикенеиса...». Пушкинская оценка этих мест вполне объяснима. Дело в том, что незадолго до путешествия поэта, в 1786 году, у «Кикенеиса» (Кикенеиза, ныне с. Оползневое) произошел гигантский Кучуккойский оползень, описанный натуралистом П.С. Палласом, когда склон сместился почти на два километра, образовав каменный хаос. Этот феноменальный каменный поток наблюдал и A.C. Пушкин спустя 34 года после катастрофы.

В пушкинской поэзии о Крыме много знаковых звуков речной воды, среди которых — «журчанье вод», «иль шепот речки тихоструйной» и «говор водопада». Упоминание конкретного названия — Салгир — вызвало в свое время в литературе полемику: что имелось в виду? Некоторые краеведы посчитали, что здесь навряд ли подразумевается река, на которой стоит губернский город. Поскольку поэт прожил в Симферополе всего несколько дней, а в Гурзуфе — целых три недели, то и воспел он якобы именно южнобережную речку, приток Авунды с таким же названием. Были и такие толкователи, которые «салгир» переводили как имя нарицательное, относимое ко всем речушкам края.

«Поклонник муз, поклонник мира,
Забыв и славу и любовь,
О, скоро вас увижу вновь,
Брега веселые Салгира!
Приду на склон приморских гор,
Воспоминаний тайных полный,
И вновь таврические волны
Обрадуют мой жадный взор».

        «Бахчисарайский фонтан»

Однако нам представляется более веским предположение о симферопольском Салгире, и вот почему. Во-первых, Салгир у A.C. Пушкина — имя собственное, написанное с заглавной буквы, то-есть речь идет не вообще о «речке, сухоречье», а о конкретной реке Салгир, единственной с таким названием на географической карте Крыма (кстати, самой большой на полуострове, длиной 232 км), официально «положенной» географами на карту. Во-вторых, обращает на себя внимание и географическая последовательность стихотворных строк, свидетельствующая также в пользу симферопольского Салгира: поэт как бы ведет читателя: от предгорий, где находится Симферополь, к морю — сначала «брега веселые Салгира» (куда он мечтает вернуться), потом (как и в природной последовательности) следует «склон приморских гор» и только в заключение — «таврические волны...». Мечтая возвратиться в Крым, к морю, он мог проследовать только в такой логичной последовательности... Кроме того, заросшие непроходимым шибляком борта южнобережных балочек язык поэта, знакомого с реками Русской равнины, назвать берегами вряд ли повернется.

A.C. Пушкин стремился к возможно большей точности и тщательности в описаниях природы Тавриды. Не случайно при работе над крымским циклом стихотворений поэт просил своего брата прислать ему «Путешествие по Тавриде в 1820 году» И.М. Муравьева-Апостола (приложенное, кстати, им к поэме «Бахчисарайский фонтан») и «Тавриду» — книгу Боброва.

Наконец, об обращении A.C. Пушкина к живой природе, в первую очередь к растительности Крыма.

В своих стихотворениях поэт упоминает более десятка видов деревьев и кустарников, растущих на полуострове. Особенно часто встречаются культивируемые породы — виноград, тополь, кипарис, лавр, маслина, мирт и друге представители южной флоры:

«Где стройны тополи в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и темный кипарис...».

        («Нереида»)

«Там соловей в кустах лавровых,
Пернатый царь лесных певцов...».

        («Подражание турецкой песне»)

«Мне мил и виноград на лозах,
В кистях созревший под горой...».

        («Виногдад»)

«И шелковиц, и тополей прохлада,
В тени олив уснувшие стада...».

        («Желание»)

Как видно, A.C. Пушкин не просто называет деревья, но приводит довольно точные в ботаническом отношении эпитеты к ним: «стройны тополи» (т. е. тополь итальянский, или пирамидальный, имеющий колонновидную форму кроны), «темный кипарис» (действительно отличающийся темной хвоей кроны), «нежный мирт» (в Крыму он может расти только на Южном берегу, да и то не везде). Поэту очень «мил» виноград, который ему, северянину, полюбился и которым он в Гурзуфе, по его словам, «объедался» (была осень — виноградная пора). Многие из упомянутых A.C. Пушкиным древесно-кустарниковых видов во времена его крымского путешествия культивировались уже довольно широко.

В крымских стихотворениях поэта упоминаются также «дубравы», «рощи сосновые», просто «темные леса», «цветущий луг». Последний случай вызовет удивление у кого угодно, только не у крымчан — ведь яйлинские и склоновые травянистые сообщества, которые поэт мог отнести к «лугам», завершают здесь сезон цветения очень поздно, часто к середине осени.

Неоднократно упоминаемая Александром Сергеевичем оливковая роща находилась в Гурзуфе недалеко от двухэтажного дома, где поэт жил у семьи Раевских. Дом этот был построен герцогом Ришелье — генерал-губернатором Новороссийского края, куда входил и Крым. Оливковая роща оказалась лишь небольшим фрагментом обширных гурзуфских садов. Здесь до сих пор сохранились два старых оливковых дерева, под которыми поэт часто «бродил уединенный». Но более известен и памятен для нас в Гурзуфе «Пушкинский кипарис», о котором поэт пишет так:

«В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество».

Сейчас в санаторном парке, где находится «Пушкинский дом», кипарисов растет, конечно, несравненно больше, чем в начале XIX века. Но некоторые исследователи считают, что «Пушкинский» кипарис не мог дожить до нашего времени. Это не так: кипарис — дерево-долгожитель, он растет до 200—300, а иногда (на родине, в Средиземноморье) даже до 2000 лет. Так что, вероятнее всего, именно тот самый «Пушкинский» кипарис растет и ныне подле дома, где жил в Гурзуфе в 1820 г. A.C. Пушкин и где ныне создан его музей.

Хочется рассказать еще об одном памятном событии, связанном с именем великого поэта, которое теперь иначе как выдающейся флористической находкой не назовешь. Дело в том, что A.C. Пушкин невольно стал первооткрывателем березы в Крыму. Как известно, он пересек Главную Крымскую гряду с юга на север по перевалу Шайтанмердвен («Чертова лестница»):

«По Горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей: наших. Это забавляло меня чрезвычайно и казалось каким-то таинственным, восточным обрядом. Мы переехали горы, и первый предмет, поразивший меня, была береза, северная береза! Сердце моё сжалось: я начал уже тосковать о милом полудне, хотя все ещё находился в Тавриде, где ещё видел и тополи и виноградные лозы».

Таким образом, преодолевая по циклопической, с сорока поворотами каменной «лестнице» Крымский хребет, A.C. Пушкин на высоте 600—800 м первым отметил в литературе в 1820 году естественное произрастание березы на северном склоне гор. Это упоминание о березе и стало его вкладом в научное познание Крыма.

Случилось так, что до включения Крыма в состав России о березе повислой, растении с огромным ареалом, в Крыму науке ничего не было известно. Не находим мы упоминания о ней и в первых физико-географических описаниях полуострова, выполненных такими известными первоисследователями Крыма, как В.Ф. Зуев, К.И. Габлиц и П.С. Паллас. Только четверть века спустя пушкинской находки, уже в другом месте Крымских гор, переоткрыл березу лесничий П.Е. Зубковский.

Случайное открытие, сделанное великим поэтом, повторить сегодня, увы, нельзя — реликтовая березовая роща под перевалом Шайтан-Мердвен, сохранявшаяся здесь со времен ледникового периода, давно уничтожена...

Последний в Крыму приют береза нашла в ущелье Ямандере на горном склоне Бабугана, у водопада Головкинского, в границах Крымского природного заповедника. Здесь береза повислая образует небольшую угасающую популяцию. Жители средней полосы вряд ли узнают «стройную белую березу» в угнетенных, искривленных, грязноватого цвета деревьях, примостившихся среди скал и осыпей. Высота их не превышает 5—10 м. Последние крымские березы — живые наследницы далекой ледниковой эпохи, когда в условиях более сурового климата на яйлинских массивах образовывались обширные снежные поля, а возможно, и небольшие леднички. На склонах гор береза тогда занимала обширные пространства. Постепенно, по мере потепления, она стала вымирать и сохранялась лишь в виде небольших рощиц в самых труднодоступных, затененных местах Главной Крымской гряды.

Лесничий П.Е. Зубковский стал первым ученым, отметившим присутствие березы в Крыму. Он обнаружил в 1846 году самый обширный (75 га) участок березового леса в верховьях р. Альмы, на северном склоне Главной гряды (в пределах нынешнего Крымского заповедника). В разное время были найдены также небольшие реликтовые насаждения березы в верховьях р. Улуузень (ущелье Ямандере), в верховьях р. Качи, в долине Сухой Альмы, даже на самом высоком в Крыму диабазовом интрузиве Чамныбурун (1193 м). Еще в конце XIX века, как видно из свидетельств В.Н. Аггеенко, таких местонахождений было не менее пяти. Ныне в горном Крыму сохранился лишь один естественный лесок березы повислой.

A.C. Пушкин, пересекая Крымские горы, стал для многих путешественников и писателей своего рода первопроходцем через перевал Шайтанмердвен, по которому вслед за ним проходили A.C. Грибоедов (1825 г.), Адам Мицкевич (1825 г.), а позднее — B. Жуковский, И. Бунин, Н. Гарин-Михайловский, Леся Украинка ...

Миновав Шайтанмердвен, Ай-Петринскую яйлу и Байдарскую долину, Александр Сергеевич посетил старинный, основанный в 891 году, Свято-Георгиевский монастырь близ Балаклавы, рядом с древневулканическим мысом Фиолент. Там, обращаясь мысленно к Чаадаеву, он записал:

«На камне, дружбой освященном, пишу я наши имена».

К сожалению, этот Пушкинский «автограф» на крымской земле, если он и был, конечно, не сохранился.

«Георгиевский монастырь и его крутая лестница к морю, — писал A.C. Пушкин, — оставили во мне сильное впечатление». Каменная лестница действительно оригинальна: она насчитывает 891 ступеньку — по году основания монастыря. A.C. Пушкин посетил там гипотетические развалины храма Дианы, с которыми, по давней традиции, связывали имя Ифигении — дочери греческого царя Агамемнона, велением богини Артемиды перенесенной в Крым, и, согласно мифу, ставшей жрицей этого храма. По этому поводу поэт сказал:

«К чему холодные сомненья?
Я верю — здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношень я...»

Точное место расположения этого храма в Крыму не установлено до сих пор. А вот реальная скала с мифическим названием Ифигения — одна из свидетельниц юрского вулканизма в Крыму — высится на Южнобережье неподалеку от пгт Береговое (б. Кастрополь).

На обратном пути наибольшее впечатление на A.C. Пушкина произвело посещение Крымского предгорья: Бахчисарая и долины Салгира в Симферополе, где позднее на улице Пушкина был установлен памятник поэту... В Крыму немало и других памятных пушкинских знаков. Крым помнит и чтит A.C. Пушкина, который поэтически прославил этот край и в своих мечтах вновь и вновь возвращался сюда:

«Холмы Тавриды, край прелестный —
Я снова посещаю вас...».
Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь