Военные действия осенью 1654 г. Сражение на Дрижиполе и его итоги. Последствия татарских набегов зимой и весной 1655 г.

К осени 1654 г. враждебность Крыма стала для русского правительства совершенно очевидной. Правда, Т. Хатунский в Бахчисарае и Хмельницкий в Чигирине еще пытались заключить военный союз с новым крымским ханом Магомет-Гиреем, или с Малым ногаем, но необходимо было ускорить подготовку военных действий на случай неудачи мирного решения.

Тревожные вести получал Хмельницкий от казацких разъездов, постоянно патрулировавших западные и южные границы подвластных ему земель. В июле 1654 г. из табора под Фастовым Хмельницкий писал царю, что казаки Барцлавского полка захватили в плен в 8 милях от Каменец-Подольского польского разведчика, жолнера Лукаша Збуйновского. Пленный показал, что Речь Посполитая вновь начала группировать военные силы на границе освобожденных земель. Местом сосредоточения назначен Зборов, куда и прибыло пока только 9 хоругвей сандомирского воеводы Владимира Мышковского, но ожидают подхода других сил. Из показаний Збуйновского выяснили, что, кроме армии, на Украину намечено отправить и посполитое рушение, сбор которого предполагается под Глинянами. В военных действиях примут участие войска Д. Ракоци, Г. Стефана и К. Шербана, в чем уверял сейм Речи Посполитой валашский господарь¹.

На допросе выяснилось, что вскоре нужно ожидать нападения на Брацлавский полк. Коронному обозному Чарнецкому и полковнику Себастьяну Маховскому поручено со своим полком, двигаясь по правому берегу Днестра, скрытно подойти к переправам и неожиданно ударить на Брацлавский полк. С 5000 отрядом рейтар и драгун Маховский действительно напал на Брацлавщину и вначале несколько потеснил казаков, но вскоре те под командой Михаила Зеленецкого оправились и, разгромив неприятеля, гнали его до Шаргорода, так что Маховский едва сумел вывести остатки своего полка за Днестр².

Поход Меховского — это разведка боем, принявшая, правда, довольно крупные размеры. Это подтверждает отписка посланного к Хмельницкому П. Протасьева. В лагере гетмана под Фастовым Протасьеву рассказывали: узнав о готовящемся походе Маховского, брацлавский полковник Михаил Зеленецкий сам двинулся к Днестру, но в селе Мясковцы его окружили поляки вместе с валахами. Всего отряд Маховского насчитывал 6000 конницы и 2000 пехоты, разгромить Маховского удалось только после подхода подкрепления — Уманьского полка³.

Сведения о новой группировке сил Речи Посполитой под Зборовым и Глинянами заставили Хмельницкого и А.В. Бутурлина пересмотреть планы военных действий и отказаться от марша к Луцку на соединение с отрядом Трубецкого (тем более что и сам Трубецкой вынужден был задержать свой поход ввиду сопротивления польских войск в Белоруссии). 16 августа в письме к И. Золоторенко, наказному гетману отряда казаков, действовавших в составе главных русских сил в Белоруссии, Хмельницкий писал, что прямо из-под Фастова он выступит в Польшу⁴.

Царский указ, полученный гетманом 25 августа и предписывавший выступать в направлении Луцка, уже не соответствовал вновь сложившейся ситуации, и в тот же день гетман поспешил уведомить командование царской армии: «Только же нам не к Луцку итти надобно, но туда прямо, где гетманы польские с войсками стоят»⁵. В последующих письмах Хмельницкий уточнял, что польские отряды стоят под Зборовым. В том же письме от 25 августа сообщалось, что украинское войско уже выступило в поход из Фастова. По-видимому, гетман спешил не допустить концентрации польских сил. Вскоре и командование русской армии отказалось от похода на Луцк. В ответ на лист Хмельницкого от 15 сентября Алексей Михайлович уведомлял гетмана, что бои под Шкловом задержали марш Трубецкого на Луцк. «И тебе бы итти самому и стольнику нашему Андрею Васильевичу Бутурлину не мешкая, войска в войну роспустити и, прося у бога милости, над польскими и литовскими городами промышляти»⁶. В черновике этого указа была вычеркнута фраза «Самому итти к Луцку однолично». Указ, таким образом, давал лишь самое общее предписание о походе, не ограничивая инициативы Хмельницкого и А.В. Бутурлина в выборе направления удара. На месте было виднее. Вычеркнутая фраза о походе на Луцк позволяет с определенной точностью утверждать, что в ставке царя отказались от идеи вспомогательного удара по основным силам Речи Посполитой с юга, из района Луцка в тот момент, когда составлялся указ Хмельницкому, т. е. в конце сентября 1654 г.

Впрочем, и это разрешение Хмельницкому и Трубецкому не идти под Луцк, а действовать против «польских и литовских городов» по своему усмотрению опоздало. Ситуация на Украине вновь меняется. Попытки Хмельницкого в июле—сентябре 1654 г. заключить союзный договор с крымскими мурзами и Малым ногаем (см. гл. II) не привели к успеху, и на южных границах встает грозная опасность татарского вторжения.

13 июля 1654 г. на аудиенции у Яна Казимира и у коронного канцлера Корецыньского крымский посол обязался выставить 100 тыс. войско против России и Украины⁷. Хмельницкий и А.В. Бутурлин узнали об этом уже на марше, вблизи Дубно. В лагерь под Дубно было доставлено и письмо молдавского господаря, в котором сообщалось, что новый крымский хан Магомет-Гирей клянется двинуться походом против украинских городов, а силистрийский паша готовит на всякий случай переправы через Дунай. Тревожные вести шли со всех сторон: бежавшие из Крыма невольники-украинцы предупреждали, что ногайцы и крымские татары намерены идти под Чигирин и Корсунь, «а иные прямо итти имеют»⁸.

18 августа многочисленный отряд крымских татар приходил под Полтаву, через месяц, 28 сентября, полтавский полк подвергся новому нападению, на этот раз в районе Колонтаевки. Татары захватили большой полон, отогнали скот. Полтавский полковник Дементий Яковленко перехватил их на р. Коломке и отбил добычу⁹.

Едва ли не каждый день приносил новые сведения о замыслах противника. 18 сентября в бою под г. Острогом казаки сильно потрепали полк князя Доминика Заславского и захватили город. В плен попал судья того полка Николай Мирош. Из показаний Мироша стало ясным, что после сбора войска Речи Посполитой намерены идти к Животову, «через ляхи того войной опустошенному», и здесь, под Животовым, соединиться с татарами «и городы украинские пустошить». На соединение с татарами коронное войско двинется сразу же, как только вернется из Крыма посол Яскульский. Мирош подтвердил, что и на этот раз вместе с Речью Посполитой и Крымом будут воевать семиградский князь, молдавский, валашский и мутьянский господари¹⁰.

Несколько дней спустя вернулся в лагерь Хмельницкого посол к белгородскому бею сотник Брацлавского полка Михаил Бегаченок. Попытки его заключить союз с татарами кончились ничем, Бегаченок установил, что новый хан, еще не дойдя до Крыма, остановился у белгородских татар в Буджацких степях «и там войсками всеми: крымским, нагайским, очаковским и иным сходиться приказал». Вместе с силистрийским пашой Сияушем, который уже переправился через Дунай, хан готовился вступить в земли Украины. Из пограничных земель Чигиринского, Корсуньского, Уманьского и Брацлавского полков шли вести о непрерывных нападениях татарских отрядов, которые «в тех полках по городом пограничным много шкод починили»¹¹. По всей южной границе от Днепра и до Днестра шли бои.

Учитывая, что главная опасность переместилась на юг, Хмельницкий и Бутурлин решили оставить на западе против польских войск лишь заслон, а основные силы перебросить на юг и ударить на татар. Предупредив об этом главное командование русской армии, Хмельницкий еще раз подчеркнул необходимость такой меры¹².

Ожидать прорыва татарских орд на Украину можно было в любом месте: сказывалось отсутствие надежной системы укреплений (наследие польской тактики борьбы с Крымом). Польское правительство не сооружало сплошных засечных черт, подобных тем, какие издавна сооружало в пограничной полосе правительство России. Речь Посполитая не стремилась защитить всю территорию окраины, предпочитая держать войска не по всей границе, а концентрировать их в одном месте для крупного сражения с татарами. Иногда такое сражение заканчивалось внешне эффектной победой, неприятель рассеивался, что не мешало татарам сосредоточить войска в другом месте и вновь набрать десятки тысяч полона. Московская система была тяжеловесной, не приносила «блистательных» побед, но она лучше охраняла окраинное население и постепенно отодвигала линию обороны к югу. Построение городов и засечных черт, постоянный контроль всей южной границы способствовали закреплению и хозяйственному освоению территории. Такая система была под силу только централизованному государству¹³.

Воссоединение Украины с Россией способствовало тому, что русская система обороны от татар начинает распространяться и на Украину. Безусловно, сразу приступить к возведению засечных черт в украинских степях было невозможно — для этого требовалась значительная подготовка. Но первый шаг к налаживанию надежной системы обороны был сделан: под контроль взяли всю степную границу, а в Киеве имелся постоянный гарнизон.

Хмельницкий расположил свои полки на самых угрожаемых участках: на переправах через реки, на степных «шляхах», по которым чаще всего проходили татары. «А ныне полки, где не бесстрашно будет, там расправили для дания отпору тому неприятелю». Без опоры на вооруженные силы России такое рассредоточение сил украинских отрядов было бы чрезвычайно опасным, поэтому Хмельницкий экстренно направил письмо к В.Б. Шереметьеву, стоявшему на Белгородской черте, «чтобы он, блиско нас будучи, пособствовал» на случай нападения крупных татарских сил¹⁴.

Все эти планы должен был представить в Москве киевский полковник Антон Жданович. В наказе Ждановичу Хмельницкий подчеркивал, что в случае серьезного прорыва татар на Украину может возникнуть опасность для русских земель и для русской армии в Белоруссии¹⁵.

План Хмельницкого предусматривал не только оборонительные меры. Традиционные казацкие формы борьбы — сухопутные и морские походы на Крым и Турцию — тоже нашли в нем свое место: Жданович должен был получить санкцию на строительство морских челнов для похода запорожцев к турецким берегам. Что же касается донских казаков, то с ними Хмельницкий договорился еще в июле о совместном походе против татар (в случае необходимости). Соответствующие грамоты от царя были получены на Дону еще 2 и 8 мая. Упоминание в наказе Ждановичу Турции как возможного объекта похода запорожцев вызвано, вероятно, военными демонстрациями на Дунае силистрийского паши Сияуша.

Планы Хмельницкого полностью поддерживал находившийся на Украине с русским войском А.В. Бутурлин. В начале октября 1654 г. он докладывал в Москву о том, что опасность со стороны татар настоятельно требует сосредоточить все казацкие полки на южных границах. Отписка Бутурлина была немедленно доложена царю¹⁶.

Еще до получения этой отписки 4 октября на Украину направили дворянина Дениса Петровича Тургенева и подьячего Якова Портомоина, которые должны были предупредить гетмана о том, что на Украину приказано выступить полку Василия Борисовича Шереметьева, что весной 1655 г. князь Шереметьев будет на месте «и над неприятели промышлять учнут с ним заодно»¹⁷. Такое промедление не могло удовлетворить Хмельницкого и Бутурлина. 12 октября Хмельницкий вновь напоминает о скором нападении на Украину «всех крымских и ногайских орд» совместно с «ляхами». Помощь нужна «большими ратми», подчеркивает гетман, и не весной, а в то время, «когда те неприятели на нас наступати будут»¹⁸.

Между тем татарские отряды уже сосредоточились в южном течении Буга и через Песчаный брод переправились на украинские земли, взяв с собой двухмесячные запасы продовольствия.

Вскоре в казацком лагере оказался шляхтич Радул Властовецкий. Он добровольно перешел на сторону Хмельницкого и привел вместе с собой из польского плена «старинного» казака Велебневского. Властовецкий предупредил, что «на пришлое заговение ляхи с татары ударят на Украину»¹⁹. Заговение перед рождественским постом приходится на 18 ноября. Итак, не позднее 18 ноября можно было ожидать начала крупного наступления противника. Ожидать помощь до весны было слишком рискованно, поэтому Хмельницкий настаивал на посылке В.Б. Шереметьеву указа о выступлении на Украину по первому требованию гетмана, а другие воеводы на Белгородской черте должны были всеми мерами помогать украинским войскам. Численность корпуса русских войск должна была составлять не менее 15—20 тыс.²⁰

Для обороны западной границы гетман оставил 5 казацких полков, вероятно, располагавшихся поблизости: Уманьский, Брацлавский, Калницкий, Белоцерковский, Киевский. Это было совершенно необходимо, ибо вновь поступившие донесения разведчиков и перебежчиков из лагеря польских войск подтвердили, что намечается комбинированный встречный удар и соединение сил союзников на территории Брацлавского полка. Защита западных границ носила более активный характер, чем на юге, предпринимались наступательные операции тактического значения. Способствовало таким операциям и довольно тяжелое состояние польской армии. Валах Николай Габашескул, командовавший артиллерией у валашского господаря, писал брацлавскому полковнику Михаилу Зеленецкому: «О войску полском извещаю вашей милости, что вельми мало и нужно есть: лошедьми опало, понеже вельми падут. А на остаток во всем им шкота чинитца, в чем ничего же начата успети не могут»²¹. 12 октября Хмельницкий писал в Москву о новом удачном рейде казацкого отряда под Луцк, в результате которого был разбит какой-то полк противника. По мнению гетмана, боеспособных польских войск в октябре 1654 г. не имелось, и он рекомендовал немедленно воспользоваться этим обстоятельством и нанести решительный удар из Белоруссии силами русской армии в глубь вражеской территории²².

Таким образом, план военных действий, разработанный Хмельницким осенью 1654 г., основывался на следующих соображениях: Речь Посполитая не в состоянии вести войну собственными силами и нуждается в поддержке Крымского ханства, Дунайских княжеств. Враждебность Крыма возрастает и ханство готовится к активным военным действиям. Исходя из сложившейся ситуации, Хмельницкий предлагает нанести удар по польским и литовским землям основными силами русской армии. Задача Украины — обеспечить заслон с юга от татар, не допустить соединения сил противника. С этой целью основные силы казацких войск сосредоточиваются на степной границе и при поддержке 15—20-тысячного корпуса русской армии отбивают нападение хана. Защита Украины от ослабленных польских и союзных им войск Дунайских княжеств осуществляется легким заслоном, состоящим из 5 прилегающих полков. Для отвлечения сил крымских татар намечалось использовать походы запорожских и донских казаков на море.

Опасность татарского вторжения росла день ото дня. Почти ежедневно татарские отряды «подбегали» под окрайные города и местечки. Обстановка вынуждала действовать решительно и быстро, не дожидаясь, когда предложенный Хмельницким план будет утвержден и принят верховной властью. Когда 27 октября Д.П. Тургенев и Я. Портомоин прибыли в Киев, они узнали от воеводы Козлова, что из-под Дубно Хмельницкий с А.В. Бутурлиным отошли к Бердичеву, оттуда русский отряд проследует на Белую Церковь, а ставка гетмана — на Корсунь и Чигирин. Находясь в непосредственной близости к району, которому угрожала наибольшая опасность, Хмельницкий мог оперативно руководить обороной. Отряд Бутурлина оставался как бы в резерве и одновременно защищал мощную белоцерковскую крепость — важнейший стратегический пункт в центре Правобережной Украины: крепость стояла на пересечении торговых путей, обладание ею давало возможность контролировать положение во всем междуречье Днепра и Южного Буга.

В Корсунь Тургенев и Портомоин прибыли 31 октября, но Хмельницкого там уже не застали: корсуньский полковник Семен Дубина сказал, что гетман, «оставая по границе войско, поехал в Чигирин крепить осаду»²³. Чигирин был гетманской столицей, и подготовка его к обороне, несомненно, требовала самого пристального внимания. Не удалось застать гетмана и в Чигирине — Хмельницкий был болен и отбыл в свою резиденцию на хутор Суботов, в нескольких километрах от города. Только через два дня после прибытия посланцев в Суботов, б ноября, состоялась аудиенция, на которой обсуждался вопрос об экстренной помощи Украине и было вручено гетману царское жалование — 40 соболей. Приняв необходимые меры по обороне Чигирина, гетман вернулся в расположение своей ставки в Корсунь.

Встреча в Суботове, сам ход ее свидетельствовали о том, что план гетмана был принят московским правительством. 10 ноября, вскоре после переговоров с Тургеневым, Хмельницкий писал в Москву: «Для всякие подлинности и безстрашия все полки заднепрские на пограничью постанови от неприятелей, сами в Корсуне пребываем и листы наши до полковников посписали, чтобы готовы были» и по первым вестям о неприятеле готовы выступить на бой²⁴. Далее вновь следовала просьба выслать В.Б. Шереметьеву и воеводам на Белгородской черте указы о немедленной помощи войсками по первому требованию, не дожидаясь весеннего времени²⁵. Указы такие были тотчас разосланы из Москвы.

Просьбу гетмана поддержал и А.В. Бутурлин, 19 ноября он писал в Разрядный приказ о том, что татары переправились через Буг «и под Чечелышк и под Савран подбегши много шкод починили», что польское войско под командой польного гетмана Станислава Лянцкоронского сосредоточивается в районе Бара «и хотят приходить на твои государевы черкасские городы». Эти сведения доставил Бутурлину в Белую Церковь гонец от Хмельницкого вместе с письмом, в котором сообщалось, что сам гетман спешно отбыл из Чигирина в Корсунь к главным силам казацких войск. Бутурлин писал, что пребывание в Корсуне обеспечивает украинскому войску значительные выгоды. Находясь «между татарами и Лянкоронским», можно не допустить соединения сил противника²⁶.

В Москве в основном согласились с предложенным планом военных действий. 19 ноября из Разряда была направлена грамота к Хмельницкому: «И что ты поворотился назад для обереганься от приходу воинских людей, и то ты учинил добро. ...И тебе б нашего царского величества украинских черкасских городов от приходу крымских и ногайских людей и ляхов, прося у бога милости, оберегать»²⁷. Далее сообщалось о том, что Шереметьеву и порубежным белгородским воеводам посланы указы о немедленной помощи Украине: в случае прихода «больших вражеских людей» для выступления корпуса Шереметьева достаточно будет соответствующего письма от гетмана. Разрешалось приступить к постройке морских чаек. Что же касается удара русских сил из Белоруссии, то ввиду осеннего времени и необходимости отдыха армии русское командование не могло его осуществить.

Между тем военные действия не заставили себя ждать. 21 ноября Хмельницкий писал царю, что польские войска выступили в поход и в районе Шаргорода на Днестре соединились с частью сил белгородских и ногайских татар. Основные же силы Крымского ханства подойдут на соединение после ледостава²⁸. Фактически татарских войск еще не было. Один из польских шляхтичей, занимавший довольно видное место в свите коронного гетмана Потоцкого, в частном письме сообщал, что в конце ноября — начале декабря в польском войске «татар было плюс-минус 150 особ, коней 300. Взяли те, что пришли 100 червоных, кроме атласов, в штуках от его милости пана гетмана. Однако мурзы тем не удовольствовались и так говорили, что те упоминки слугам нашим, а нам, мурзам, нужны собольи ферязи, кони с уборами. А мурз, курвьих сынов, два с теми татарами пришло, один в вывороченном кожухе, а другой в мусульбасе, подшитом баранами, а хотят соболей. Что же будет, когда сама старшина придет, которую ожидают в эту неделю?»²⁹. Далее в письме сообщалось, что в польском войске пока еще нет валашских отрядов, что пять татарских мурз и эти отряды подойдут после того, как замерзнут реки.

Что же касается собственно польских сил, то, по сведениям перебежчика, православного шляхтича Радула Властовецкого (или Ластовецкого), к середине октября по спискам значилось 20 тыс., а в действительности едва 4000, «и то рыцарского, боевого войска было небогато, решта люди плохи, не бойцы». (Вероятно, речь идет о военных слугах шляхты.) 15 октября Потоцкий и Лянцкоронский с этим ослабленным войском двинулись к украинским границам в район Тарнополя и Каменец-Подольского. Отсюда были разосланы универсалы о сборе войск³⁰. В письме Хмельницкого к В.Б. Шереметьеву от 6 декабря отмечено, что «ляхов» немного, а годных к бою всего около 8000, «только худых безчисла богато»³¹. По-видимому, наиболее близки к истинным данные В. Ластовецкого. Цифра 30 тыс. указывается только в работе Н.И. Костомарова³².

Перед русской и украинской армией встала задача выиграть время для завершения подготовки к отражению нападения, продержаться до подхода корпуса В.Б. Шереметьева, задержать неприятеля в приграничных сражениях и не допустить соединения его с татарами в Побужье. Самоотверженная оборона Буши, Брацлава, Умани и действия многочисленных казацких отрядов в ноябре—декабре 1654 г. выполнили эту задачу.

Тем временем Хмельницкий завершал последние приготовления к маршу и буквально засыпал В.Б. Шереметьева требованиями немедленно выступить против шляхетского войска, чтобы разгромить неприятеля до подхода татар. На всем маршруте движения русской армии были заготовлены корма и боеприпасы, выделены опытные проводники. Соответствующие письма шли и в Москву. Шереметьев выслал вперед отряд В.Ф. Бутурлина, а затем и сам, подстраховавшись новым указом из Москвы, выступил 18 декабря. До подхода свежих русских полков Хмельницкий не рисковал вывести против шляхты главные силы своей армии.

Задержка татарских отрядов давала гетману некоторое время для сбора сил. В момент боев под Брацлавом в составе польского войска действовало всего 3—4 сотни татарских всадников. 8 декабря Потоцкий получил известие от посла в Бахчисарае Яскульского, что в помощь ему направлен сын умершего хана Ислам-Гирея 16-летнего Менгли-Гирей с 30-тысячной ордой, и в этот же день в ставке гетманов встречали какого-то знатного татарского мурзу, сообщившего, что 5 мурз с войском идут спешным порядком на соединение и, вероятно, уже на этой неделе будут на месте. Потоцкий вручил мурзе богатые поминки и устроил в его честь пир. Задерживала татар только шуга и тонкий лед на Днепре. Без татарской поддержки Потоцкий и польный гетман Лянцкоронский не рисковали углубляться в земли Украины. «По взятии Брацлава, е.м.п. гетман войску, которое голодало, отдых дал две недели, учитывая, что и орду нужно ждать»³³.

Подросток Менгли-Гирей не мог командовать 30 тыс. ордой, и поэтому фактическое руководство было поручено опытному в набегах Каммамбет-мурзе, придворному крымского хана. Как и в годы Освободительной войны, татары оставались верны своей тактике: грабить украинские и польские земли, не вмешиваясь в крупные сражения. 27 декабря Каммамбет-мурза и Менгли-Гирей уведомили Потоцкого о своем приходе и потребовали дать им время для отдыха³⁴. Такое положение вещей несомненно устраивало Хмельницкого, ожидавшего со дня на день прихода корпуса Шереметьева, и очень беспокоило польских гетманов Станислава Потоцкого и Станислава Лянцкоронского.

1 января 1655 г. Потоцкий в сопровождении пышной свиты направился в Ободовку под Брацлавом, где в миле от польского лагеря расположились татары. Коронного гетмана сопровождали 1000 шляхтичей. Султан Менгли-Гирей встретил их, сидя в своем шатре на груде мехов у огня. По стенам шатра на показ развесили роскошные праздничные одежды, рядом с юным султаном сидели наиболее знатные мурзы. «Орда чуть-ли не вся вышла смотреть на приезд е.м.п. гетмана, повлезали на дома и заборы, толкотня весьма сильная была перед ними, так что и коням было трудно проехать». Некоторые татары попытались протиснуться в султанский шатер, но телохранители выталкивали их взашей.

Хотя не прошло и пяти дней после объединения союзников, Характер татарской помощи уже проявился со всей определенностью. Основные переговоры шли у Каммамбет-мурзы. Потоцкий настаивал на немедленном выступлении всеми силами, пока не подошел В.Б. Шереметьев. Каммамбет-мурза требовал двухнедельного отдыха для татар, предлагая полякам выступить вперед. Го, что вы пройдете в несколько дней с обозами и артиллерией, уверял он, татары преодолеют за день. Потоцкий опасался, что, оторвавшись от основных польских сил, татары вообще не соединятся и предпочтут грабить тылы, по не ввязываться в крупные бои. Основания для опасений подобного рода были: даже из польского лагеря начали уже пропадать челядь и кони. Каммамбет-мурза клятвенно заверял, что не будут «брать ясырь в польском войске, потому что через то наше войско убывает», нарушителей запрета, уверял мурза, ожидает смертная казнь, а тем, кто будет жечь села в тылу польской армии, станут обрезать уши. Остановились на том, что Потоцкий выступает на Умань 4 января, а татары — неделю спустя³⁵. Впрочем, и за это С. Потоцкому пришлось раскошелиться: «У е.м.п. гетмана много уходит средств на упоминки татарам, по те еще и остаются недовольными, очень себя любят, особенно простые татары»³⁶.

После соединения с Каммамбет-мурзой С. Потоцкий спешил пробиться к Днепру и у его берегов дать решительный бой Хмельницкому до подхода основных русских сил. Но прежде нужно было овладеть последним оплотом казацких войск в Побужье — Уманью, «ибо сверх меры она близко и сей край, с этой стороны Буга не может быть целиком успокоен. А если бог даст Умань уничтожить, тогда от Буга и до самого Днепра неприятель не имел бы больше на что опереться»³⁷.

Потоцкого и Каммамбет-мурзу тревожило почти полное отсутствие сведений о Хмельницком. Захваченные языки давали самые противоречивые показания. Одни говорили, что гетман уже выступил к Умани, другие — что «сидит тихо» возле Днепра. Это отсутствие точных сведений Потоцкий истолковал как признак пассивности Хмельницкого, в расчете на пассивность он и планировал поход в глубь украинских земель³⁸.

Между тем планы Хмельницкого претерпели значительные изменения по сравнению с осенью 1654 г. Воспрепятствовать соединению польских и татарских сил не удалось. Крымское ханство направило свои силы в набег на Украину, нужно было изгонять неприятеля из Подолия. 5 января 1655 г. под Корсунью Хмельницкий встречал гонца из Москвы Артамона Сергеевича Матвеева, который принес ему известия о выходе на Украину В.Б. Шереметьева. А.С. Матвееву предписывалось выяснить ситуацию на Украине и уточнить планы гетмана. Хмельницкий говорил, что сейчас главная цель — отбить нападение неприятеля, а весной, когда появится свежая трава, ударить на поляков через Константинов, Тарнополь на Львов, не отвлекаясь штурмом польского гарнизона в Каменец-Подольском. С дороги послать на Каменец-Подольский 5—6 тыс. для блокады и осады города.

Что же касается татар, то удара их с юга весной и летом 1655 г. на Левобережную Украину и Россию опасаться не следует, так как хан скорее всего сам выступит с польскими войсками. На случай же удара в тыл в Запорожье и в пограничных городах можно оставить небольшие гарнизоны. Матвеев предложил строительство чаек, но Хмельницкий считал это уже несвоевременным: быстро организовать морской подход можно только силами реестровых казаков, но реестровых отпускать на море сейчас нельзя: это ослабит армию, на море нужно было идти раньше, а теперь время упущено в пустой переписке³⁹.

Как видим, соединение сил противника привело к фактическому пересмотру планов ведений войны. Промедление, допущенное Шереметьевым, не позволило нанести решительного удара по татарам. Определенное недоумение вызвало у А.С. Матвеева отступление и сдача врагу Буши и Шаргорода: «Под Бушу, — говорил А.С. Матвеев, — пришло всего 20 000 поляков, и город можно было бы отстоять и без помощи Шереметьева». Хмельницкий возражал: «А мне с нашим войском неможно было идти: я не собравши всего войска никогда не ходил»⁴⁰. Такая осторожность А.С. Матвеева вполне удовлетворила.

Корпус В.Б. Шереметьева соединился с войсками Хмельницкого и А.В. Бутурлина под Белой Церковью 13 января⁴¹, тотчас же объединенное войско двинулось на юг, к Умани, куда спешил и Потоцкий с татарами. «Все наши труды относительно успокоения края между Бугом и Днестром были бы напрасны, если бы не приклонили Умани», — докладывал С. Потоцкий королю⁴². Первыми 15 января 1655 г. под стенами Умани оказались польские и татарские отряды. Гарнизон Умани состоял в основном из частей, отошедших из Брацлава. Это были Уманский, Брацлавский, Корсуньский, Калницкий полки под командой И. Богуна и отряд Ференца Сербина, 15-тысячный казацкий полк В. Томиленко, 6 рот комарицких драгун из отряда А.В. Бутурлина, которыми командовали майор Х. Графт и капитан В.П. Колупаев⁴³. К ним присоединились многие партизанские отряды.

Сложность обороны была в том, что Умань условиями местности разделена на 5 частей: три городских поселения, замок и монастырь. Обороняться в таких условиях против почти 50 тыс. противника было сложно, и поэтому, укрывшись за стенами замка и прилежащей части города, осажденные спалили остальные кварталы и монастырь. Расположив на своем левом фланге полки Д. Вишневецкого, на правом фланге полки ловчего подольского Кароля Потоцкого, в центре свои силы, полк Чернецкого, пехоту и артиллерию, С. Потоцкий начал атаку укреплений. Особенно упорные бои разгорелись против центра и правого фланга поляков. Многочисленными вылазками казаки отбили все попытки 15 января захватить город, а поджечь деревянные строения раскаленными ядрами польской артиллерии не удалось: осажденные внимательно следили и быстро ликвидировали очаги пожара, крыши домов заранее покрыли мокрыми воловьими шкурами. Орда стояла в тылу и грабила близлежащие села.

О движении главных сил Хмельницкого и Шереметьева к Умани Потоцкий ничего не знал. На следующий день, 16 января, не прекращая осады города, коронный гетман отправил в набег на Киев татарский отряд, к которому присоединил часть своих драгун под командой Дашкевича и Гродзицкого. Отряду предстояло обойти лесами Белую Церковь, где был оставлен отряд А.В. Бутурлина, и неожиданно появиться в окрестностях Киева. Однако уже вечером того же дня отряд спешно вернулся к Умани: он натолкнулся на авангард основных, русских и украинских сил, захватил несколько языков и отошел, но преследование оказалось столь стремительным, что с пленными было некогда возиться, наскоро допросив, их порубили. Опасаясь быть прижатым к уманьским укреплениям и очутиться в положении «между молотом и наковальней», Потоцкий утром следующего дня прекратил осаду города. (В реляции королю Потоцкий лгал, утверждая, что марш на Умань, поставивший его армию в критическое положение, был предпринят якобы с целью «выманить Хмельницкого»⁴⁴.) Польско-шляхетское войско спешно двинулось на север, к Ставищам, в нескольких десятках километров от Умани, где располагались Хмельницкий и Шереметьев.

Приближалось решительное сражение, а Потоцкий, Лянцкоронский и Каммамбет-мурза даже не располагали сколько-нибудь достоверными сведениями о численности неприятеля. С трудом доставленные в лагерь под Умань московские «языки» сообщали явно неверную цифру русских войск — 6 тыс.⁴⁵. В действительности корпус В.Б. Шереметьева насчитывал до 12 тыс.⁴⁶, а отряд А.В. Бутурлина — около 4 тыс. ратных людей (см. выше, гл. I).

Сражение, развернувшееся между городами Ахматовым и Ставищами, — одно из самых крупных сражений в ходе Освободительной войны 1648—1654 гг. и русско-польской войны 1654—1667 гг. Вместе с тем до настоящего времени многое остается неясным не только относительно результатов битвы, но и ее хода. Разнобой существует даже в определении продолжительности боя, даже в названии: битва под Ставищами, под Ахматовым, на Дрижиполе. (Последнее представляется наиболее правильным и точным, ибо после битвы, проходившей при сильном для Украины морозе, место сражения стали называть Дрижиполем, т. е. полем, где дрожали от холода.)

По мнению М.С. Грушевского, Н.И. Костомарова, Л. Кубалы, сражение продолжалось два дня: 19 и 20 января. А.Н. Мальцев пишет, что сражение продолжалось 4 дня⁴⁷. Последнее представляется наиболее справедливым. Даже польские источники свидетельствуют о почти непрерывном бое, гремевшем с 19 по 22 января⁴⁸.

В польской историографии еще со времен Л. Кубалы итог сражения расценивается как успех С. Потоцкого и поражение Хмельницкого и Шереметьева, на основе работы Кубалы оценивает итог сражения и Я.И. Дзыра. Неудачным для русско-украинской армии было оно и по мнению М.С. Грушевского⁴⁹. В работе А.Н. Мальцева мы читаем: «В результате боев под Ахматовым русские войска и казацкие полки остановили продвижение в глубь Украины польско-татарских сил, нанесли им поражение и отбросили их на запад»⁵⁰.

Отмеченный выше разнобой в оценках требует уточнения. Русских и украинских источников о сражении на Дрижиполе чрезвычайно мало, поэтому в основном приходится пользоваться источниками польского происхождения.

Во-первых, марш от Умани в польском и татарском войске вовсе не воспринимали как успех тактики С. Потоцкого, как следствие «выманивания» противника из его «берлог» на Украине. Командовавший полком крупный польский магнат Ян Замойский писал коронному канцлеру Корецыньскому: «От Умани мы отступили (курсив мой. — Г.С.), услышав, что приближается Хмельницкий. О силах его мы ничего не знали»⁵¹.

Сражение шло с переменным успехом. Вначале войско Хмельницкого и Шереметьева было вынуждено укрыться за кольцом соединенных возов и обороняться, но затем, отбив атаки противника, перешло в наступление и прижало шляхетские отряды к укреплениям г. Ахматова, где стоял полк М. Пушкаренко.

Татары держались в стороне, и хотя блокировали казацкий лагерь, тем не менее в сражение не вступали. Потоцкий, Лянцкоронский и командовавший авангардом Чарнецкий непрерывно слали гонцов к Каммамбет-мурзе и Менгли-Гирею, требуя немедленно двинуть орду на казацкий табор, но те отвечали вечером и ночью 19 января, что татары ночью биться непривычны, потом отговаривались тем, что орда пошла в набег на украинские села и города. Между тем, как видно из письма Яна Замойского, орда ушла в набег только к вечеру 21 января. Особенно негодовал на бездействие татар Чарнецкий: «Если бы татары нам хотя бы своим обычным алалаканьем помогли, несомненно бы мы Украину успокоили вечным покоем. Я неоднократно посылал к татарам гонцов, затягивая их к прислуге и помощи, пусть бы только гуком и криком работали»⁵².

Тактика татар напоминает события под Зборовом, Берестечком и Жванцем в 1649, 1651 и 1653 гг., когда Карачбей и Ислам-Гирей отказались поддержать своих союзников-казаков в решительные минуты боя. Это была обычная тактика выжидания исхода крупного сражения, рассчитанная на то, чтобы сберечь свои силы для грабежа мирного населения, но на этот раз ею с успехом воспользовались Хмельницкий и Шереметьев.

Под стенами Ахматова развернулся заключительный акт драмы. Польский историк XVII в. Коховский, раненный в плечо в этой битве, писал: «...печальный вид еще представлялся очам: пешаки и челядь, утратив дух от необычайного мороза, одни еще брели тяжелым шагом с обмороженными ногами, засыпанные снегом, другие лежали промеж войска то здесь, то там. От лютой погоды войско наше потерпело больше, чем от неприятеля»⁵³. (Оставим последнее утверждение на совести Коховского.) Польское войско явно потеряло боеспособность. Так завершилась битва на Дрижиполе.

Как восприняли ее результаты рядовые жолнеры — видно уже из приведенной выше цитаты. В реляциях предводителей польского войска тон тоже достаточно пессимистический. Никаких поздравлений короля с победой, достаточно широко практиковавшихся в то время, не последовало. Более того, в реляции Замойском (командовал частью сил в сражении) подчеркивается, что победа не была достигнута: если бы татары не покинули боя, писал он, победа была бы за нами. «Так он у нас из горсти выпал»⁵⁴. С. Чарнецкий докладывает о страшных потерях, Замойский вторит ему: «Нам нужна инфантерия и амуниция, ибо почти всего этого мы лишились: одних постреляло, другие вымерзли, третьи вымерли, четвертые поразбежались. Офицеров тоже немало погибло, и наших ротмистров, и порутчиков, и товариства»⁵⁵. А вот мнение рядового шляхтича: поляки понесли очень большие потери, в полку одного только коронного гетмана убито 70 шляхтичей, не считая военных слуг. «В общем, нам этой зимой с татарами на Украине не бывать»⁵⁶.

Потоцкий отдал приказ отступать в район Брацлава, Хмельницкий начал наступление и стал с войском в районе Тетиева, а московские отряды базировались на Ставище и Белую Церковь. И все же активно преследовать отступающего противника Хмельницкий и Шереметьев не могли. Вероятно, для них самих первое время не было ясным, как расценивать сражение на Дрижиполе — победных донесений в Москву и поздравлений царя с дарованным богом успехом не последовало. Впрочем, возможна и другая причина молчания: татары, не участвовавшие в битве, перекрыли все дороги и даже в Киеве не могли узнать итогов сражения. 25 и 27 января киевские воеводы посылали за вестями в станицу черниговцев детей боярских Афанасия Бурцева с товарищами, но те вернулись в город, ничего не узнав, — татары зверствовали на дорогах⁵⁷.

В сражении с обеих сторон полегло примерно по 15 тыс. человек. Сведения эти сообщил захваченный в плен ротмистр Ян Песочинский, которого допрашивали В.Ф. Батурлин и Хмельницкий. Эти цифры, возможно преувеличенные, в сопроводительной отписке не уточняли и не оспаривали⁵⁸. Но необходимо учитывать и другие факторы: противник не имел сил двинуться дальше на Украину, вынужден был очистить часть занятой территории, стратегическая инициатива перешла в руки Хмельницкого и В.Б. Шереметьева, которые после краткой передышки возобновили наступательные действия. Все это дает основание утверждать, что под Ахматовым была одержана победа русскими и украинскими войсками. В армии ее восприняли как победу. После Дрижипольской битвы еще долгое время раздавались награды и пожалования⁵⁹.

С трудом оторвавшись от преследующего противника, Потоцкий отошел в район Брацлава, ближе к своим базам. Артиллерию и пехоту, особенно пострадавшие в битве на Дрижиполе, он отправил еще глубже в тыл, к Шаргороду, оставив при главных силах только легкие орудия⁶⁰.

Потоцкий был явно обескуражен крушением планов вторжения на Украину. Второго февраля он уведомлял канцлера Корецыньского о том, что покинул армию, ссылаясь на давнее распоряжение короля и на необходимость более тесной связи с ним⁶¹.

Лянцкоронский тоже предпочел сослаться на болезни, бежать из войска и особенно не задерживался после отъезда Потоцкого. Намеревался удалиться на время из армии и Чернецкий для лечения ран (он был ранен под Бушей и, кажется, под Брацлавом), но по просьбе татар остался. Стремительный и энергичный, снискавший славу удачливого полководца, Чернецкий нужен был татарам.

После отъезда Лянцкоронского во главе польских сил остались Тышкевич и С. Чарнецкий. В письме к воеводе берестецкому Тышкевич так характеризовал состояние войска: «После чего пан гетман отъехал до Львова, взвалив на меня такую тяжесть своим горе-войском...»⁶².

Шляхетское войско как серьезная боевая сила перестало существовать. Теперь оно способно было лишь временно продержаться в Побужье, да и то не удаляясь от основных баз. Единственное, что мог еще предпринять Тышкевич, — это совместные с татарами рейды по Украине отдельных отрядов. После поражения шляхты на Дрижиполе татары становятся вновь основным противником России и Украины. В районе Ставищ и Белой Церкви во время сражения на Дрижиполе татарские отряды перерезали все дороги и плотным кольцом блокировали основные силы русской и украинской армии. Блокада была столь эффективной, что в течение всего того времени, пока шла битва, ни одному человеку не удалось проникнуть в казацкий табор. Начиная с 19 января оставленный в Ставищах заслон слышал шум битвы, но чем закончилось сражение, там не знали. Среди населения ходили слухи о том, что в Черкассах и Скробощах татары «людей побили» и готовятся напасть на Киев и Васильков⁶³.

Только 27 января некоторым жителям Белой Церкви удалось добраться до Киева, и они подтвердили, что татарские отряды грабят население под Белой Церковью. Таким образом, говоря о том, что татары не участвовали в Дрижипольской битве, не следует забывать, что речь идет лишь о непосредственном участии: блокада русско-украинских войск, осуществленная силами татарских отрядов, усложнила положение войск Хмельницкого и Шереметьева.

После сражения на Дрижиполе активность татарских отрядов несколько упала. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что белоцерковским посланцам удалось проехать в Киев. Замойский в своей реляции сообщает, что, захватив добычу, татары следом за польскими войсками отошли к Бугу через Корсунь. Теперь мурзы не рисковали вести войну, тем более что потрепанные польские войска отступили. Планы «легкой войны» набегами, предложенные Потоцким, их уже не устраивали. Каммамбет-мурза и Менгли-Гирей опасались ввязываться в бои на Украине, имея 30-тысячную орду против противника, вооруженные силы которого даже после крупного сражения насчитывали не менее 25—35 тыс. воинов. Накануне битвы у Хмельницкого и Шереметьева было 40—50 тыс., потерн в сражении исчисляются 15 тыс. (см. выше).

25 января состоялась «консилия» Каммамбет-мурзы с польскими гетманами, на которой обсуждался план Потоцкого. Коронный гетман в это время еще находился в войске. Потоцкий требовал немедленно послать объединенные татарско-польские отряды на Украину, но татары отказались. Они заявили, что не тронутся с места до прихода новых сил Крымского ханства, которые якобы выступили под командой самого калги, пожгли на Запорожье приготовленные казацкие чайки и со дня на день будут у Буга⁶⁴. Пришлось удовлетвориться этими объяснениями. «Все же лучше с ними при нас, чем иметь их против Речи Посполитой», — писал С. Чарнецкий⁶⁵.

Хмельницкий и Шереметьев тем временем, дав отдых основным силам, продолжали внимательно следить за противником. 27 и 28 января полторы тысячи всадников Брацлавского полка под командой Зеленецкого совершили дерзкий и удачный рейд на Животов, напали на главные силы шляхты и татар, захватили несколько языков и отошли⁶⁶. Польское войско попыталось было в последний раз предпринять набег под Умань и далее к Днепру, но из этого ничего не получилось, набег закончился неудачно. Правда, после ожесточенного трехчасового боя захватили местечко Кишенцы, в котором татары взяли довольно большой полон (по явно преувеличенным сведениям Тышкевича — до 10 тыс.), но идти дальше не рискнули и отступили за Буг. Частный успех под Кишенцами Тышкевич надеялся обратить в свою пользу: «Мы думали, что татары, разохотившись такой добычей и видя, как мы взяли такую фортецию (в другом месте сам Тышкевич называет ее просто "замочком"), без артиллерии пойдут с нами и далее до Днепра, но они пришли к нам и дали знать о своем решении такими словами: "...лучше бросьте войну и отправляйте нас за Буг, а в уплату дайте три местечка, чтоб мы могли их взять в плен без боя, одарите старшину, а сами на весну лучше готовтесь". Мы просили их, чтобы остались, но они упросить себя не дали, и мы должны были идти с ними к Бугу»⁶⁷.

На перехват этого довольно крупного отряда вновь был отправлен Брацлавский полк. В Марковцах польско-татарский отряд попал в засаду. Бой продолжался три дня: «И через три дня билися, в котором бою добре много татар и ляхов набито»⁶⁸. Лишь с большим трудом, потеряв 100 возов, противнику удалось пробиться и через Христиновку уйти в Каменцу. По дороге уничтожили 5 небольших казацких отрядов, отосланных Хмельницким из табора скорее всего для короткого отдыха ввиду приближающейся распутицы, разгромили Лисянку и у Усть-Бершады перешли Буг. Здесь снова пришлось столкнуться с сопротивлением населения. Часть людей засела в небольшом замке, и татарам разрешили захватить их в полон. Тышкевич и Лянцкоронский называют цифру ясыря 10 тыс. — за стенами небольшого замка такая масса людей укрыться просто не имела возможности⁶⁹.

Ополонившись и пресытившись грабежом, отряды Каммамбета-мурзы спешили уйти в Дикое Поле пока не пришел с новым войском калга и не вынудил их остаться на Украине. Уже в татарских степях лист калги догнал Каммамбет-мурзу. Это был приказ отправить ясырь в Крым с надежной охраной, а воинам идти на соединение с калгой. «Ага-мурза должен был со злостью вернуться», — пишет Тышкевич. Правда, вернулись только Каммамбет и Менгли-Гирей с небольшим отрядом, остальные татары, забыв про приказ, спешили добраться с добычей до дома.

Между тем калга с новым войском спешил к Умани, настойчиво требуя от Тышкевича идти туда на соединение, несмотря на распутицу и бедственное положение польского войска, терпящего неудачу за неудачей. Объединение татарских и польских отрядов под Уманью не произошло. 22 февраля Хмельницкий писал к царю, что отряды калги, Нуретдина и других татарских беев и мурз ударили на Торговицы в Уманьском полку, но были отбиты, затем последовало неудачное нападение татар на саму Умань. Город держался стойко и мужественно⁷⁰. Вновь прибывшие силы татар соединились с польскими отрядами 20 февраля где-то неподалеку от Усть-Бершади⁷¹.

В реляции Криштофа Тышкевича Радзивиллу сообщается, что силы калги насчитывали 120—150 тыс.⁷² Это были основные силы татар, задержавшиеся в Крымском ханстве по многим причинам, упоминавшимся и рассмотренным более подробно выше: междоусобная борьба внутри крымского юрта, колебания в выборе нового внешнеполитического курса, умелое использование этих колебаний и этой борьбы русской и украинской дипломатией, наконец, страх перед возможным вторжением на территорию ханства калмыцких отрядов и казаков, своевременные военные контрмеры Хмельницкого и русского правительства, вынудившие татар в разгар боев против польского войска и отрядов Каммамбет-мурзы ограничиться сожжением челнов на Запорожье.

К неудовольствию Тышкевича помощь татар явно запоздала: «Дал нам бог гостей постоянных. От одних избавились, воюя с ними целую зиму, а когда пришло время отдыхать от работы на стенах — пришел Калга-султан со всеми ордами и захотел наново войну начинать в самую распутицу и злую пору», — писал он Радзивиллу⁷³.

Переговоры эти с калгой проводил 20 февраля польный гетман Лянцкоронский (после переговоров он и покинул армию). Требование калги немедленно возобновить (в условиях распутицы!) военные действия скорее всего были средством дипломатического нажима на союзника, желанием подчеркнуть зависимость его от татарской помощи — небоеспособность польской армии была очевидна. Во всяком случае, Лянцкоронский в тот же день договорился об отсрочке военных действий на 10 недель, до июня 1655 г.⁷⁴ До этого времени татарские отряды должны были неотлучно находиться при польском лагере и «отдыхать», «кормясь» за счет украинских селений на правом берегу Буга.

Лянцкоронский согласился выделить татарам «для держания» (фактически для грабежа) 25 сел и небольших городков. Себе «на прокорм» поляки оставили 30 сел, из которых только 8 не были разорены. Названия этих сел и городков не упомянуты. 6 марта в сопровождении польских квартиреров отряды татар двинулись по отведенным им селам. Обнаружив, что часть уже основательно разграблена, о чем татар предусмотрительно не уведомили, калга потребовал дополнительно 10 «залюдненных» сел. Тышкевич, командовавший войском после отъезда Лянцкоронского, по-видимому, ожидал этой неприятности и на всякий случай готовился отбыть «по делам» в Брацлав, но буквально в последнюю минуту его перехватили 5 мурз, посланных калгой. Пришлось упрашивать их, чтобы подождали ответа сутки, и подарить послу калги своего собственного коня, а самому «бежать к Брацлаву, где я гетмана (Лянцкоронского. — Г.С.) еще застал, когда тот уже садился на коня, чтобы ехать во Львов»⁷⁵. Пришлось задержаться и обсудить татарские претензии. В итоге еще 10 сел были переданы татарам, правда, 4 из них оказались «порожними». «Я должен был отдать 5 лучших мест из тех, которые были назначены на мой полк, пан обозный отказался от Рашкова, к ним добавили еще 4 порожних»⁷⁶. По возвращении в лагерь Тышкевичу пришлось раскошелиться и подарить послу штуку атласа и штуку кармазина. «Мурзы за две ночи съели у меня 15 голов скота, 30 баранов и все, что я имел, по братски забрали. Такие это паны-братья!»⁷⁷. «Трудно удовлетворить такое множество: и просят, и грозятся, и насильно берут... Про славу сей народ не беспокоится, только про захват: что увидят, рад тебя со всего ободрать, так что, на мой взгляд, с них меньше помощи, а больше страху»⁷⁸. Таким образом, по сведениям из реляции Тышкевича, выясняется, что на грабеж татарам были отданы двадцать пять местечек, из которых пять были наполовину разорены. Эти сведения подтверждаются письмом к мечнику коронному Михаилу Зебжидовскому из Варшавы: «20 мест назначили в наипервейшем и наиобильнейшем крае на прожитие татарам, которые обычные дела чинят: обезлюдили всю Украину»⁷⁹.

Известие о передаче татарам украинских сел и городков подняло новую волну восстаний в тылу польско-татарских войск. «Холопы ходят толпами за нашим войском, оплакивая горе горькое», — писал Тышкевич⁸⁰. Особенно упорное сопротивление встретили татары в Рашкове, Каменице, Змустрове, Юрканевке, Зарядье, Кузнице. Эти местечки пришлось добывать с боем, в помощь татарам Тышкевич направил отряды польских драгун. Жители Рашкова мужественно выдержали осаду. Под Зеркановку пришло более 15 тыс. татар, но взять это довольно крупное село не смогли. Тышкевичу пришлось выслать сотню драгун на заводных конях. Тогда, покинув предместье, жители укрылись за стенами «замочка». Татары немедленно бросились грабить оставленные дворы. Одного только скота захватили около 4 тыс. голов, не считая прочих пожитков. Взять «замочек» так и не смогли. Татарские мурзы держали себя с поляками как хозяева, а не союзники. Два дня под Зеркановской польские драгуны несли караулы, оберегая татар от вылазок осажденных и, вероятно, выполняя всевозможные вспомогательные работы, связанные с осадой. Когда же польский отряд вышел из лагеря, татары потребовали вернуть его, «чтоб я им на каждую ночь давал по несколько драгунов, дабы в ночи стерегли, чтобы холопы, выскочив ночью из замка, их сонных не порезали», — писал Тышкевич. Зеркановку осаждали целую неделю. Дольше держаться становилось невозможно, и осажденные отчаянной вылазкой попытались пробиться сквозь кольцо неприятельских войск. Многим из них это стоило свободы и жизни⁸¹.

Очень скоро татары вообще потребовали, чтобы польские жолнеры сами завоевывали непокорные городки и отдавали их татарам для грабежа. Такая участь грозила Дмитрашевке и Рашкову. Калга самым беззастенчивым образом куражился над Тышкевичем. «Добудь Дмитрашевку и Рашков и тем нас удовольствуй». «Я обещал взять Рашков, но они добивались Дмитрашевки. Калга меня вытащил-таки туда и сам пошел со мной добывать Дмитрашевку». Увидев польские отряды, некоторые из осажденных предпочли сдаться им, надеясь таким образом избежать рабства в Крыму, другие стояли насмерть с оружием в руках. Надеясь избежать боя, Тышкевич вступил в переговоры о капитуляции, «но такое множество холопов, которое увидели татары, вбило им в голову другой план: чтоб уже и до Рашкова не ходить, а взять тех холопов, что пришли с повинной. Холопы дали бы все, чтобы остаться на воле»⁸². Татары требовали грабежа и взятия крепости штурмом, пришлось подчиниться. Дважды жолнеры лезли на стены, но лишь недосчитались в своих рядах 100 человек. Только прибегнув к какой-то «хитрости», Тышкевич добился сдачи Дмитрашевки и отдал ее татарам в ясырь.

Тышкевич уже направился к Брацлаву, когда его вновь настиг татарский посол и потребовал, чтобы польские отряды двигались к Рашкову и Куницкому и весь полон, который им удастся захватить, отдали татарам. Город Куницкий был разграблен⁸³.

Татары вовсе не намерены были ограничиваться теми местечками, грабить которые им было разрешено польским командованием. Уже 8 марта Тышкевич докладывал, что 270 мест пепелом сели от орды. «Если так будет продолжаться, — писал он, — то население покинет Подолию и уйдет на Волынь и Полесье, разве что Брацлав и Умань отсидятся». За четыре месяца пребывания татар, считает Тышкевич, более 200 тысяч угнали в Крым. «Одних детей, задушенных на дорогах и в фортециях, считают около 10 000. Велел я попам их хоронить, и в одну только яму набросали 270, а остальных и хоронить по стали. Меж ними не было старше одного года — старших орда забирала. ...Только церквей в руинах лежит до 1000»⁸⁴. Грабили татары даже польские войска, не говоря уже о населении. Лянцкоронский жаловался Карач-бею перекопскому: «...берут у них людей и коней в ясырь. А наш жолнер, коли лишить его коней и челяди, сам рассуди, ваша милость, мой милостивый пан, разве годен он будет к военному делу, если придет пора воевать?»⁸⁵. Попали к татарам даже артиллерийские и офицерские кони. «Сплошь берут, и до нас храдутся: наедут потихоньку на наше становище, берут ясырь, скот, коней, челядь грабят и убивают. Однажды взяли 20 коней из-под артиллерии и офицерских до 100. Такой это союз! Послал жалобу, посмотрю, какая будет расправа»⁸⁶. Впрочем, с подобным поведением союзников легко мирились, как с неизбежными издержками: «Все же лучше пусть она (Украина. — Г.С.) в прах обратится, чем будет отчизна, как прежде, оставаться в беде от тех мятежников»⁸⁷. «Несказанно трудно нашим с ними воевать, но нужно. Поэтому приходилось и старшего и каждого из них удовлетворять как можно: дарами, честью и почестями»⁸⁸. В борьбе за Украину Украиной же и расплачивались с татарами.

Стремление к наживе поистине не знало предела, как не знала предела и щедрость за счет Украины: «Где было известно о холопах — я им давал ассигнации на ясырь. Одни тем удовлетворились, другие взяли немного, третьи — ничего — снова с вымогательствами ко мне. Я отказывался, говорил, что нет ничего, а они: "Давай и все!" Такую тягомотину завели. По султанским (калги. — Г.С.) ассигнациям силой где попало забирали»⁸⁹. Последнее упоминание особенно интересно: ассигнации на грабеж татары берут не только у польских гетманов, но у своего собственного калги, иными словами — чувствуют себя полновластными хозяевами.

Нет ничего удивительного в том, что при столь активных темпах грабежа уже к концу марта все те села и городки вокруг Брацлава, которые не сумели, подобно Рашкову, отбиться от татар, были выграблены до основания. Теперь единственной заботой татар было благополучно уйти в свои степи. В конце марта на переговорах с Тышкевичем калга пригрозил уходом в том случае, если тот не сможет еще чем-либо «удовлетворить»⁹⁰.

Впрочем, татары ушли уже в середине марта, насытившись полоном в украинских землях, которые еще находились под контролем войска Речи Посполитой. Первыми поднялись отряды Каммамбет-мурзы и Менгли-Гирея, затем в Аккерман (Белгород-Днестровский) отошел сам калга Казы-Гирей, а 18 марта снялись последние отряды нуреддина Адиль-Гирея⁹¹.

Сколь тяжким оказались последствия пребывания татар осенью 1654 — весной 1655 г. на Украине, можно представить лишь приблизительно. Количество людей и скота, угнанного в Буржак или Крым, нигде не фиксировалось, це говоря уже о поджогах, потравах, захвате имущества и пр. Единственным источником, сообщающим хоть какие-то сведения о размерах опустошения, являются свидетельства очевидцев, фиксировавшие все это «на глазок», примерно и, конечно же, весьма недостоверно. Еще А.И. Баранович отмечал, что пораженные грандиозностью опустошений, современники очень сгущали краски. Кроме того, в литературе того времени часто использовали прием гиперболы⁹². Поэтому приведенная выше цифра ясыря в 200—300 тыс. человек, сообщаемая в реляциях К. Тышкевича, несомненно преувеличена, и преувеличена, вероятно, весьма сильно. А.И. Баранович отметил, что буржуазные и дворянские историки исчисляли потери Правобережной Украины за всю вторую половину X—VII в. в 500—700 тыс. человек, и, доказывая несостоятельность этой цифры, утверждал, что в таком случае невозможно было бы заселить вновь Правобережье к 1730 г.⁹³ Данные Тышкевича о том, что за четыре месяца татары угнали 200—300 тыс., выглядят тем более сомнительно.

С большей степенью достоверности можно говорить о числе разграбленных сел и местечек. «На прокорм» татарам было отдано 25 местечек, польская армия «кормилась» в 30⁹⁴, некоторые места, правда, не впустили неприятеля. Данные эти, приведенные в реляции К. Тышкевича, подтверждаются письмом неизвестного из Варшавы к коронному мечнику Зебжидовскому, который тоже называет 20 селений, отданных «на прокорм» татарам, имея в виду, очевидно, не разоренные ранее украинские деревни⁹⁵. О 50 завоеванных на Брацлавщине и, следовательно, разоренных «мест и замков» говорит и Лянцкоронский в письме к Дьёрдю Ракоци⁹⁶. Тышкевич в реляции к воеводе берестецкому пишет: «Думаю, что ...здесь будет пустыня, к тому идет дело»⁹⁷. Прогноз достаточно пессимистичный и, как уже доказано современными работами, неверный: Правобережная Украина не превратилась в «руину» и пустыню⁹⁸. Тем не менее ущерб, причиненный Брацлавщине только на протяжении осени и зимы 1654—1655 гг., был очень и очень значительным.

Упомянутые выше 50 населенных пунктов можно скорее всего приравнивать к небольшим городкам-местечкам, за исключением Брацлава, ибо, как видно из реляции Лянцкоронского, в них имелись какие-то укрепления, «замки». Если учесть, что в 1654 г. в Брацлавском воеводстве насчитывалось 500 таких городков⁹⁹, то видно, что более 10% городов и сел Брацлавщины подвергались значительному опустошению. Указанная выше цифра в 200—300 тыс. полона тем более звучит нереально, что общая численность населения в разграбленных местах была, вероятно, значительно ниже. Численность населения в брацлавских городках и селах колебалась в пределах 740—1040 человек в каждом¹⁰⁰, следовательно, в разграбленных городках могло проживать не более 52 тыс., из которых, безусловно, не все были перебиты или угнаны в плен. Некоторую часть населения, по значительно меньшую угнали из других мест. По-видимому, наиболее достоверной, хотя и заниженной, является цифра в 50 тыс., которую сообщил В.Ф. Бутурлину пленный шляхтич¹⁰¹.

По данным Е.С. Кампан, все население Брацлавщины составляло 550 тыс. человек¹⁰². Таким образом, десятая часть его оказалась угнанной в рабство.

И все же уже то, что опустошение Брацлавщины поражало привычных современников, свидетельствует о весьма значительных его размерах. «Дал нам знати и полковник умонский, что татарове ясырю много в Бряславщине набрав, назад поутекали...» — писал Хмельницкий к В.Б. Шереметьеву¹⁰³. Толпы невольников, которых гнали в Крым, заметили и русские посланники в Бахчисарае Д. Жеребцов и С. Титов. 2 мая 1655 г. на приеме у визиря Сефергазы-аги они протестовали против татарских грабежей Украины. «Как шли от Молошных вод к Перекопи, и от Перекопи шли деревнями и их, посланников, встречали на дороге многие крымские и ногайские татаровя, едут с полоном по улусам и по деревням. И оне, посланники, тех татар роспрашивали, какой у них тот полон и где оне иво брали. И татаровя многие им, посланникам, сказывали, что тот полон брали оне запорожских черкас... а ходили де оне на войну на черкас с царевичи: с калгою, и с курадыном, и с иными... И от Магомет-Гиреева царева и калгина и нурадына к его царскому величеству какая дружба?»¹⁰⁴.

Примечания

1. АЮЗР. СПб., 1878. Т. 10. С. 703—704. 1654 июля 29. — Хмельницкий к царю.

2. Там же.

3. Там же. С. 702—703. Отписка П. Протасьева от 21 июля 1654 г.

4. АЮЗР. СПб., 1889. Т. 14. С. 150. 1654 августа 16. — Б. Хмельницкий к И. Золоторенко.

5. Там же. С. 47. Лист Б. Хмельницкого к царю от 25 августа 1654 г.

6. Грушевський М.С. Історія України — Руси. Київ, 1931. Т. IX, ч. 2. С. 949. 1654 г. Конец сентября. — Грамота царя Б. Хмельницкому.

7. Michałowski J. Jakuba Michałowskiego, wojskiego lubelskiego, a późnej kasztelana breckiego księga pamiętnicza z dawniego ręhonisma, będecego wlasnos'cią Ludwiga hr. Marsztyna. Kraków, 1864. S. 727. (Далее: Księga pamiętnicza...) 1654 августа 19. — Известия из Варшавы.

8. Документи Богдана Хмельницького. Київ, 1961. С. 382. 1654 сентября 15. — Б. Хмельницкий к царю. (Далее: Документи...).

9. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 35. Л. 215—216. Статейный список разменного воеводы И.И. Ромодановского.

10. Документи... С. 383. 1654 сентября 28. — Б. Хмельницкий к царю.

11. Там же. С. 384.

12. Там же. С. 385. То же.

13. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.; Л., 1948. С. 368.

14. Документи... С. 336. 1654 сентября 29. — Наказ А. Ждановичу.

15. Там же. С. 387. То же.

16. АЮЗР. Т. 14. С. 71. 1654 н/р сентября 15. — Отписка А.В. Бутурлина.

17. Там же. С. 86. 1654 октября 2. — Наказ Д.П. Тургеневу и Я. Портомоину.

18. Документи... С. 390. 1654 октября 12. — Б. Хмельницкий к царю.

19. Там же. С. 395. 1654 октября 24. — Наказ посланному в Москву Б. Кондратенко.

20. Там же. 1654 октября 24. — Б. Хмельницкий к царю.

21. АЮЗР. Т. 14. С. 122. 1654 октября 31. — Письмо Н. Габашескула М. Зеленскому.

22. Документа... С. 394. 1654 октября 24. — Б. Хмельницкий к царю.

23. АЮЗР. Т. 14. С. 93. Статейный список Д.П. Тургенева и Я. Портомоина.

24. Там же. С. 113. 1654 ноября 10. — Б. Хмельницкий к царю.

25. Там же.

26. АЮЗР. Т. 14. С. 75. 1654 ноября 19. — А.В. Бутурлин в Разряд.

27. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1027.

28. Документи... С. 400. 1654 ноября 21. — Хмельницкий к царю.

29. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 734. 1654 декабря 12/22. — Письмо неизвестного шляхтича.

30. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 959. 1654 декабря 3. — Расспросные речи Радула Ластовецкого в штабе А.В. Бутурлина.

31. Там же. С. 1025.

32. Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. СПб., 1904. Кн. 4: Богдан Хмельницкий. С. 583.

33. Michałowski I. Księga pamiętnicza... S. 736. 1654 декабря 12/22. — Письмо неизвестного шляхтича.

34. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1040.

35. Там же. 1655 января 2/12. — Реляция С. Потоцкого королеве.

36. Michałowski J. Ksiega pamiętnicza... S. 739—740. 1655 января 24//февраля 2. — Анонимные мемуары участника боевых действий.

37. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1040. 1655 января 2/12. — Реляция С. Потоцкого королеве.

38. Там же.

39. Там же. С. 1029—1031. 1655 января 5. — Статейный список А. Матвеева.

40. Там же. С. 1040. То же.

41. Документи... С. 409. 1655 января 13. — Б. Хмельницкий к царю.

42. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1041. 1655 января 18/28. — Реляция С. Потоцкого королю.

43. Там же. С. 1024. 1654 декабря 6. — Письмо Б. Хмельницкого к Ф.В. Бутурлину; 1654 декабря И. — Отписка А.В. Бутурлина в Разряд; Мальцев А.Н. Россия и Белоруссия в середине XVII в. М., 1974. С. 60.

44. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1041—1043. 1655 января 18/28. — Реляция С. Потоцкого королю.

45. Там же. С. 1043. То же.

46. Мальцев А.Н. Указ. соч.

47. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1045; Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 590—591; Kubala L. Wojna Moskiewska г. 1654—1655, 1910, 198; Мальцев А.Н. Указ. соч. С. 61.

48. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 741—746. Реляция и письма шляхтичей и предводителей войска Речи Посполитой.

49. Kubala L. Op. cit. S. 202; Polska w okresie drugej wojny północnej 1655—1660. W-wa, 1957. T. 1: Rosprawy. S. 465. (Далее: Polska w okresie...). Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1048; Літопись Смовидця. Київ, 1971. С. 171. Издание подготовлено и прокомментировано Я.И. Дзырой.

50. Мальцев А.Н. Указ. соч. С. 62.

51. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 741. 1655 января 25/февраля 4. — Ян Замойский к канцлеру Корецыньскому. Силы русских и украинских войск весьма приблизительно определяются в 40—50 тыс. Казацкий реестр составлял 60 000, отряд Шереметьева — 12 тыс., минус 20 000 гарнизон Умани и 2000 Полтавский полк М. Пушкаренко, засевший в Ахматове. В итоге имеем: 72 000 − 22 000 = 50 000. Против 50—60 тыс. польско-татарского войска.

52. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 745—746. 1655 января 26//февраля 5. — С. Чарнецкий к канцлеру Корецыньскому.

53. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1048.

54. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 744. 1655 января 25/фев-раля 4. — Я. Замойский к канцлеру Корецыньскому.

55. Ibid.

56. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1045. 1655 февраль. — Анонимная реляция о Дрижипольской битве.

57. ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 382. Л. 419. 1655 января после 27. — Отписка киевских воевод Ф.С. Куракина и Ф.Ф. Волконского.

58. Там же. Л. 384. 1655 апреля 4. — Расспросные речи пленного ротмистра Яна Песочинского.

59. Там же. Л. 221, 227. 1655 до июня. — Челобитная дворян и детей боярских полка В.Ф. Бутурлина о наградах за Дрижипольскую битву с положительным ответом.

60. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 747. 1655 февраля 2/12. — С. Потоцкий к канцлеру Корецыньскому.

61. Ibid.

62. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1056. 1655 марта 8/18. — Тышкевич к воеводе берестецкому.

63. ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 382. Л. 419. 1655 января после 27. — Отписка киевских воевод Ф.С. Куракина и Ф.Ф. Волконского.

64. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 744. 1655 января 27/февраля 4. — Реляция Я. Замойского канцлеру Корецыньскому.

65. Ibid. S. 746. 1655 января 28 / февраля 5. — Реляция С. Чарнецкого канцлеру Корецыньскому.

66. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1052. 1655 начало марта. — Реляция С. Лянцкоронского королю.

67. Там же. С. 1054. 1655 марта 8/18. — Реляция Тышкевича воеводе берестецкому.

68. АЮЗР. Т. 14. С. 524. 1655 февраля 22. — Б. Хмельницкий к царю.

69. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1055. 1655 марта 8/18. — Реляция Тышкевича воеводе берестецкому. С. 1053. 1654 начало марта. — Реляция Лянцкоронского королю.

70. АЮЗР. Т. 14. С. 524. 1655 февраля 22. — Б. Хмельницкий к царю.

71. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1055. 1655 марта 8/18. — Реляция К. Тышкевича берестецкому воеводе.

72. Там же. С. 1051.

73. Там же. С. 1056. 1655 марта 9/19. — Реляция К. Тышкевича Я. Радзивиллу.

74. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 749. 1655 марта 14/24. — Неизвестный с вестями из Варшавы Михаилу Зебжидовскому, мечнику коронному; Документи... С. 413. 1655 февраля 26. — Б. Хмельницкий к патриарху Никону; ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 382. Л. 386. 1655 апреля 4. — Расспросные речи шляхтича Я. Песочинского.

75. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1056. 1655 марта 8/18. — Реляция К. Тышкевича воеводе берестецкому.

76. Там же.

77. Там же.

78. Там же. С. 1057. 1655 марта 9/19. — Реляция К. Тышкевича Я. Радзивиллу.

79. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 749. 1655 марта 14/24. — Неизвестный из Варшавы к мечнику коронному Михаилу Зебжидовскому.

80. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1056. 1655 марта 8/18. — Реляция Тышкевича Я. Радзивиллу.

81. Там же. С. 1057. 1655 марта 9/19. — К. Тышкевич к Я. Радзивиллу.

82. Там же. С. 1058. 1655 конец марта. — Реляция К. Тышкевича С. Потоцкому.

83. Там же.

84. Там же. С. 1056. 1655 марта 8/18. — Реляция К. Тышкевича воеводе берестецкому. В реляции Я. Радзивиллу от 9/19 марта Тышкевич называет 300 тыс. (Там же. С. 1057).

85. Там же. С. 1054. 1655 февраля 22/ марта 4. — Лист С. Лянцкоронского к Карач-бею.

86. Там же. С. 1057. 1655 марта 9/19. — Реляция К. Тышкевича Я. Радзивиллу.

87. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 749. 1655 марта 14/24. Неизвестный из Варшавы к мечнику коронному Михаилу Зебжидовскому.

88. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1053. 1655 начало марта. — Реляция С. Лянцкоронского королю.

89. Там же. С. 1058. 1655 конец марта. — Реляция К. Тышкевича С. Потоцкому.

90. Там же.

91. АЮЗР. Т. 14. С. 654. 1655 марта 21. Б. Хмельницкий к В.Б. Шереметьеву; Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1059. 1655 конец марта. — Реляция К. Тышкевича С. Потоцкому; 1655 апреля 12/22. — Реляция С. Лянцкоронского к королю; ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 37. Л. 39—39 об. Статейный список Д. Жеребцова и С. Титова.

92. Баранович А.И. Опустошение и восстановление Правобережной Украины во 2-й половине XVII — начале XVIII века. // История СССР. 1960. № 5. С. 150.

93. Там же. С. 153.

94. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1054. 1655 марта 8/18. — Реляция К. Тышкевича воеводе берестецкому.

95. Michałowski J. Księga pamiętnicza... S. 749. 1655 марта 14/14. — Письмо неизвестного из Варшавы к мечнику коронному М. Зебжидовскому.

96. Грушевський М.С. Указ. соч. С. 1054. 1655 февраль. — Письмо С. Лянцкоронского к Д. Ракоци.

97. Там же. С. 1056. 1655 марта 8/18. — Реляция К. Тышкевича воеводе берестецкому.

98. Баранович А.И. Указ. соч.; Компан О.С. Міста України в другій половині XVII століття. Київ, 1963; Маркина В.А. Крестьяне Правобережной Украины: Конец XVII — 60-е гг. XVIII ст. Киев, 1971; и др.

99. Компан О.С. Указ. соч. С. 67.

100. Там же. С. 67. Захваченные Брацлав и Животов насчитывали минимум 6400 и 10 100 человек (Там же. С. 77).

101. ЦГАДА. Ф. 20. Белгородский стол. Стб. 382. Л. 385. 1655 апреля 4. — Расспросные речи шляхтича Я. Песочинского.

102. Компан О.С. Указ. соч. С. 67.

103. АЮЗР. Т. 14. С. 564. 1655 марта 21. — Б. Хмельницкий к В.Б. Шереметеву.

104. ЦГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Оп. 1. Кн. 37. Л. 99 об. — 100. Статейный список Д. Жеребцова и С. Титова.