Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Интересные факты о Крыме:

Согласно различным источникам, первое найденное упоминание о Крыме — либо в «Одиссее» Гомера, либо в записях Геродота. В «Одиссее» Крым описан мрачно: «Там киммериян печальная область, покрытая вечно влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет оку людей лица лучезарного Гелиос».

Главная страница » Библиотека » О.Ю. Захарова. «Светлейший князь М.С. Воронцов»

Первые шаги на боевом поприще. Кавказ в начале XIX столетия

  Мы имеем пред неприятелем то превосходство, что одушевлены единым чувством служить верно Отечеству, исполнять волю Всемилостивейшего Государя.

М.С. Воронцов

Когда граф М.С. Воронцов прибыл из Англии в Санкт-Петербург в дом своего дяди графа Александра Романовича, то слуги, лакеи, повара, даже актеры и музыканты известного Воронцовского театра бросились навстречу Михаилу Семеновичу и суетясь стали отыскивать его прислугу. Каково же было их удивление, когда они узнали, что сын английского посланника молодой граф Воронцов приехал из Лондона совершенно один. Но как рассказывал впоследствии барон Шредер, присутствовавший при свидании дяди и племянника, канцлер А.Р. Воронцов не нашел в этом ничего удивительного. В шестнадцать лет он пересек всю Европу, направляясь на учебу в Версаль, куда был направлен своим дядей, канцлером Императрицы Елизаветы Петровны графом М.И. Воронцовым. И теперь спустя почти сорок лет подобная история вновь повторилась в семье Воронцовых.

В Петербурге Михаил Семенович нанес визит директору императорских театров А.Л. Нарышкину, супруга которого — Мария Алексеевна приходилась родной сестрой его матушке. Граф С.Р. Воронцов не пребывал в восторге от известий о посещении Михаилом Семеновичем дома Нарышкиных, который он называл «Ноев ковчег».

Нарышкины славились в Петербурге своими блистательными приемами. Так, во время одного из праздников первый декоратор России Гонзаго превратил дворец Нарышкиных в сказочный театр.

Когда Император со свитой вошли в одну из гостиных, то стена в конце зала исчезла, и присутствующие увидели грот с ручьями, источниками и ниспадающими с вершин утесов каскадами. В них резвились нимфы, плавали наяды, а тритоны катались на дельфинах. На пригорках у грота воспитанники императорской театральной школы исполнили балет, поставленный Дидло. По окончании представления начался бал, затем катание с гор, украшенных разноцветными огнями. В час пополуночи гостей пригласили на ужин, по завершении которого бал возобновился.

В это же время в саду был зажжен фейерверк, где между разнообразными огненными чудесами сияли зеленым огнем четыре огромные пальмы. Празднество продолжалось до пяти утра.

По окончании одного из своих приемов А.Л. Нарышкин скажет: «Я сделал то, что было моим долгом, но я и сделал это в долг».

Весна александровского царствования — это возобновление пышных празднеств в обеих столицах — Петербурге и Москве. «Едва ли петербургское общество было когда-либо в такой сильной степени расположено к веселой и открытой жизни, как в начале царствования Императора Александра I, — вспоминал Ф. Булгарин. Молодежь увлеченно танцевала: открывавший танцы «польский» сменялся «греческим», затем английским променадом, экосезом, мазуркой, котильоном.

Популярные ранее хороводы, веселые плетни, буйные трепаки, казачки и камаринские остались только на долю провинции. Старшее поколение, протанцевав минут пять, собиралось за карточными столами философствовать и сплетничать, потешаясь вистом, рокамболем или игрой в ерошки, «хрюшки никитичны». От популярной и очень азартной игры вюрдон пошло долго бытовавшее выражение «провюрдониться».

Эпоха эта, по словам исследователя истории танца в России Л. Стуколкина, могла быть названа эпохой «танцующей, паркетной». Такое настроение высшего культурного общества Булгарин объяснял тем, что «все сердца наполнены были какою-то сладостною надеждою; какими-то радостными ожиданиями». Умение танцевать считалось ценным достоинством и могло принести успех не только на паркете, но и на поприще служебной карьеры. Промах в такте поднимался на смех. Про молодого графа Хвостова один господин сострил:

Скажу про графа не в укор:
Танцует, как Вольтер,
А пишет — как Дюпор.

Нам неизвестно, насколько искусен был М.С. Воронцов на бальном паркете, но то, что данный предмет был хорошо ему известен, подтверждается в одном из писем Михаила Семеновича из Варшавы в 1815 г. В нем он сообщает, что кадриль танцует даже И.В. Сабанеев, прославленный русский генерал, участник швейцарского похода А.В. Суворова, начальник главного штаба армии. В том же году в письме из Кракова граф М.С. Воронцов сообщает графу И.К. Орурку, что согласно его просьбе он велел несколько польских, краковяков и мазурок списать и ему оные послать.

Друзья М.С. Воронцова «царили» не только на балах, но и на «бранном поле». В начале XIX в. в Петербурге возник особый круг друзей, т. е. «своих». «Своим» противопоставлялись «чужие» — «кабы» (этимология этого слова не известна). Чужие — это аракчеевцы, а впоследствии к ним присоединились «индийский петух» Винцингероде, «кривой победитель» (Кутузов) — ему не могли простить сдачу Москвы.

В разные годы к «своим» принадлежали: М.С. Воронцов, Д.В. Арсеньев, С.Н. Марин, Г.В. Розен, братья Бенкендорфы — Константин и Александр, А.А. Закревский, А.С. Меншиков, А.П. Ермолов, П.Д. Киселев, И.В. Сабанеев, П.М. Волконский, Д.В. Давыдов, Алексей и Михаил Орловы.

«Свои» обращались друг к другу не по имени, а по прозвищам: М.С. Воронцов — «брат Михайла»: С.Н. Марин — «Мазепа»; И.В. Сабанеев — «Лимон»; А.С. Меншиков — «Калиостро»; П.М. Волконский — «Петрахан»; А.П. Ермолов — «Проконсул».

Сообщество «своих» — это не политическая оппозиция, а общественное объединение, члены которого едины в своих понятиях о долге и чести.

Первый шаг в военной карьере М.С. Воронцова свидетельствует о его искренней приверженности к тем нравственным принципам, которые старался привить ему отец. Будучи пожалован в 1798 г. в камергеры, граф М.С. Воронцов мог быть произведен в свои 19 лет в генерал-майоры. Но он просит разрешения начать службу с нижних чинов.

Впоследствии Л.А. Нарышкин и граф А.П. Апраксин рассказывали, что когда при вступлении на военную службу они решили воспользоваться правами, данными камергерскому званию, то им прямо был указан пример графа М.С. Воронцова, и «они должны были впредь довольствоваться обер-офицерскими чинами». 2 октября 1801 г. просьба Михаила Семеновича была удовлетворена, он определен поручиком лейб-гвардии в Преображенский полк, где за сорок лет до того начал военную карьеру его отец.

Обстоятельства складывались удачно для М.С. Воронцова: в 1802 г. А.Р. Воронцов стал канцлером Российской Империи, в Санкт-Петербург приехал с дочерью С.Р. Воронцов, которому при дворе был оказан весьма радушный прием, сам М.С. Воронцов заслужил лестные оценки представителей высшего петербургского общества и пользовался искренним уважением сослуживцев. Таким образом, социальный статус М.С. Воронцова, образование, его личные качества открывали перед ним возможность дальнейшего продвижения по службе в самом Петербурге, до официального выступления России на Европейском театре военных действий.

Но, как отметил в одном из своих писем С.Р. Воронцову П.В. Завадовский, М.С. Воронцову была присуща «сильная страсть к военной службе», он желал принять участие в активных боевых операциях. В автобиографии М.С. Воронцов писал об этом времени (1802—1803 гг.), что ему наскучило возглавлять парады и маршировать по улицам Санкт-Петербурга. Молодой Воронцов подумывал о поступлении волонтером в армию французов, но отец не одобрил этого решения, а так как Россия не вела в это время в Европе военных действий, то М.С. Воронцов решил отправиться в Грузию, где шла война с горскими народами.

Получив необходимые рекомендательные письма, Воронцов в 1803 г. покидает Санкт-Петербург. По дороге на Кавказ Михаил Семенович останавливается в Астрахани, откуда 26 сентября 1803 г. пишет своему сослуживцу по полку С.Н. Марину, что нашел в городе товарища для поездки в Грузию — А.Х. Бенкендорфа: вместе они собираются уехать из города и надеются быть в Тифлисе приблизительно в начале октября.

В своих воспоминаниях М.С. Воронцов отмечал, что «имел счастье» приобрести первый опыт на Кавказе в гуще военных событий того времени. Хотелось бы отметить, что несмотря на эмоциональную сдержанность и лаконичность записей, которые были присущи М.С. Воронцову, ощущается искренняя радость предоставленной возможности испытать себя в настоящем сражении против храброго, гордого и хорошо вооруженного противника. В своих взглядах и поступках М.С. Воронцов нашел поддержку дяди — А.Р. Воронцова, который в 1803 г. писал князю П.Д. Цицианову:

«Поелику нигде, кроме края, где вы командуете, нет военных действий, где бы молодому офицеру усовершенствоваться можно было в воинском искусстве, да и к тому присовокупляя, что под начальством вашим несомнительно можно более в том успеть, нежели во всяком другом месте, то по сим самым уважениям как я, так и брат мой согласились на желание графа Михаила Семеновича служить волонтером в корпусе, находящемся в Грузии».

Далее граф А.Р. Воронцов замечает, что молодые годы Михаила Семеновича позволяют ему добиться чинов прямым путем, чего желают его отец и он сам. «Ко всему этому остается мне повторять то, что я и прежде писал вашему сиятельству, что он у нас один и что мы желаем, чтоб был полезен отечеству своему и для того, чтоб усовершенствоваться во всем, к тому относящемся».

Выдающийся русский военачальник, ученик А.В. Суворова — князь П.Д. Цицианов, под командованием которого российские войска вступили в войну с Персией, и был боевым наставником М.С. Воронцова.

Находившийся под покровительством Персии хан Джевад совершал из крепости Гянджи набеги, терроризировавшие Закавказье. К тому же Гянджа была стратегическим ключом северных провинций Персии, поэтому главнокомандующий князь Цицианов считал захват крепости особо важным. В ноябре 1803 г. М.С. Воронцов начал свою первую военную кампанию, сопровождая П.Д. Цицианова под стены Гянджи. Они прибыли туда 2 декабря и в тот же день вступили в бой с персами, завершившийся занятием русскими окрестностей Гянджи. За участие в этой операции М.С. Воронцов был удостоен первой боевой награды — ордена Святой Анны 3-й степени.

Во время одного из штурмов крепости на глазах главнокомандующего князя П.Д. Цицианова был ранен один из наиболее даровитых молодых офицеров того времени — П.С. Котляревский, чье имя впоследствии прогремит по всему Кавказу. Штурмуя крепость во главе егерской роты, командиром которой он являлся, раненый в ногу Котляревский едва не был оставлен на поле боя. К счастью, его заметил и поднял М.С. Воронцов. На помощь к нему подскочил рядовой Богатырев, но тут же был убит пулею в сердце, и Воронцов один вынес из боя Котляревского. Сам Михаил Семенович писал, что в тот день обстоятельства сложились для него крайне удачно и ему удалось оказать помощь храбрейшему русскому офицеру П.С. Котляревскому, которого Воронцов считал одним «из бриллиантов нашей армии».

Пройдут десятилетия после описываемых событий, и в 1838 г. П.С. Котляревский, по совету врачей, приобретет недалеко от Феодосии мызу «Добрый приют». Там герой Кавказа мужественно сносил мучительные страдания — последствия тяжелого ранения. 10 октября 1851 г. он принимал у себя наместника Кавказа князя М.С. Воронцова, который, несмотря на свирепствовавшую на Черном море бурю, заехал в Крым, чтобы увидеть тяжелобольного друга.

20 декабря 1803 г. М.С. Воронцов покинул осажденную русскими крепость, чтобы присоединиться к войскам генерала В.С. Гулякова и принять участие в боевых действиях против лезгин. Воронцов прибыл к Гулякову 28 декабря, а спустя два дня начались военные действия. После ряда успешных боевых операций Гуляков, перейдя реку Алазань, двинулся в Джаро-Белоконскую область, решив преследовать лезгин в дагестанских горах. 15 января 1804 г. он выступил с отрядом в Закатальское ущелье. Впереди войска шел авангард с конной и пешей грузинской милицией, затем рота егерей с одним орудием, далее — колонна, состоявшая из рот Кабардинского полка, одной из которых командовал флигель-адъютант, будущий граф А.Х. Бенкендорф, другой — поручик Преображенского полка граф М.С. Воронцов.

Противник открыл по отряду перекрестный огонь, как только тот втянулся в ущелье, а затем, используя замешательство грузин, бросился в шашки. Василий Семенович Гуляков пал одним из первых и так закончил свой более чем тридцатилетний боевой путь. В письме князю Цицианову Воронцов сообщал, что беззаветная храбрость повлекла Гулякова в такое место, куда идти все же не следовало без надежного прикрытия.

180-й пехотный Кабардинский полк был основан во время правления Екатерины I (с 1732 г. — Кабардинский). В 1800 г. В.С. Гуляков был назначен шефом Кабардинского полка, перед этим произведен в генералы.

М.С. Воронцов считал, что ошибкой Гулякова было также то, что вперед были выдвинуты грузинские солдаты: после нападения на них лезгин они бросились назад и опрокинули русских. Воронцов, находясь рядом с орудием, где был убит Гуляков, чудом избежал его участи.

3 января 1804 г. была взята Гянджа, и это еще более усилило позицию России в Закавказье.

За храбрость, проявленную в сражениях 1 и 15 января 1804 г., М.С. Воронцов был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом. Среди тех, кто прибыл поздравить князя Цицианова с победой, были посланники имеретинского царя Соломона, которые объявили, что царь Соломон желает вступить в подданство России с условием — он остается царем и в его владениях по-прежнему будет находиться Лечгумская область, отнятая им у князя Дадиани. Согласившись с первым условием, П.Д. Цицианов не принял второго. Используя междоусобную борьбу между мингрельскими и имеретинскими владетелями, Цицианов добился в 1803 г. вассальной зависимости Мингрелии от России, рассчитывая добиться того же от имеретинского царя.

После продолжительной беседы посланники имеретинского царя объявили, что не могут продолжать переговоры, так как не уполномочены дать согласие на возвращение Лечгумской провинции князю Дадиани. Они попросили отправить с ними представителя России, обещая содействовать положительному завершению переговоров. П.Д. Цицианов возложил на М.С. Воронцова дипломатическую миссию — вести переговоры с царем Соломоном.

М.С. Воронцов был принят имеретинским царем, тот ответил, что «не может подписать пункты в прошении о подданстве, а желает просто присягнуть на верность Государю Императору без всяких пунктов». Михаил Семенович заявил на это, что одного без другого принять не может и что главнокомандующий не будет вступать с царем Соломоном ни в какие переговоры.

Для М.С. Воронцова это было первое сражение на дипломатическом поле. Возможно, потерпев неудачу, он понял, что войны дипломатии бывают так же тяжелы, как и военные баталии, служба его отца, графа С.Р. Воронцова, была тому примером.

Во время беспрерывных сражений начального этапа своей военной карьеры М.С. Воронцов действовал в составе войсковых частей, где ему приходилось работать штыком и выполнять свой долг командира. В реляции об Эриванской экспедиции П.Д. Цицианов неоднократно отмечал находящегося за бригад-майора лейб-гвардии Преображенского полка поручика М.С. Воронцова, который, «деятельностью своею заменяя мою дряхлость, большою мне служит помощью». За проявленную храбрость в сражениях против персидских войск и «овладении их лагерем в 30-й день июня и при занятии Эриванского предместия» М.С. Воронцов был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени.

Блокада русскими Эривани была снята после того, как в корпусе почти не осталось запасов хлеба. Кроме того, в частях свирепствовали болезни. По словам Воронцова, половина корпуса лежала, а другая более напоминала человеческую тень. Отступление было трудным. Не хватало лошадей для транспортировки обоза, часть груза приходилось нести на руках. М.С. Воронцов отмечал, что из-за болезни число здоровых офицеров оказалось пропорционально меньше, чем здоровых солдат. При этом русскому корпусу приходилось каждый день во время отступления отражать нападения противника. В один из дней противник поджег в степи траву, жара и сильный ветер способствовали быстрому распространению огня. Одновременно с этим неприятель со всех сторон напал на русские части. «Тут было очень жутко. Однако, хотя и с небольшим трудом, успели, наконец, огонь потушить плащами, мешками и прочим, а персиян отбить штыками», — Сообщал М.С. Воронцов в Петербург.

27 сентября, почти через пять месяцев он вернулся в Тифлис.

Закончился один из труднейших, по отзывам современников, походов персидской кампании. В автобиографии М.С. Воронцов писал, что, несмотря на то, что Эривань не была взята (что впоследствии совершит И.Ф. Паскевич), само возвращение русских войск из столь опасной экспедиции имело чрезвычайно важное значение и для друзей, и для врагов этой части Азии, а также для перспектив в этой стране.

После похода на Эривань храбрые войска, сражавшиеся под палящим солнцем, оказались теперь среди вечных снегов в стране холода, в Осетии. Осенью 1804 г. князь П.Д. Цицианов отправился в Осетию, где начались волнения местного населения. Судя по письмам Цицианова М.С. Воронцову (ноябрь 1804 г.), можно полагать, что после похода на Эривань Воронцов серьезно заболел, при этом А.Р. Воронцов через главнокомандующего настаивал на его возвращении в Петербург. Ведя переговоры в Осетии, П.Д. Цицианов предупреждал М.С. Воронцова, что вряд ли удастся избежать трудного военного похода против осетин в весьма тяжелых условиях (крутые склоны гор, глубокий снег). Кроме того, осетины были довольно опасными противниками и, стреляя, весьма метко «давали вдоль тела раны». Первые бои принесли большое число раненых. Но, несмотря на требования дяди и предостережения главнокомандующего, М.С. Воронцов отправился в Осетию, откуда писал Арсеньеву: «Мы находимся в местах больше пригодных для жизни котов, а не людей» (интересно, что письмо отправлено из осетинской деревни Кошки). Далее он сообщает, что никогда войска не карабкались по таким крутым склонам, по горло в снегу, но, несмотря на это, идут жестокие бои, при этом особо активно действуют казаки. Участие в походе в Осетию отрицательно сказалось на здоровье М.С. Воронцова, несколько месяцев он находился на лечении в Москве, куда выехал в феврале 1805 г.

В марте 1805 г. М.С. Воронцов приехал в Москву и поспешил оттуда в имение своего дяди — Андреевское, где в это время находился российский канцлер граф Александр Романович Воронцов. Дядя мог быть доволен племянником. Кавалер орденов Святого Георгия 4-й степени, Святого Владимира 4-й степени с бантом и Святой Анны 3-й степени, произведенный из поручиков в капитаны, 22-летний Михаил Семенович с честью выдержал боевое крещение. Но это была их последняя встреча. М.С. Воронцов отправился в Санкт-Петербург и в мае возобновил службу капитаном в Преображенском полку.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь