Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Интересные факты о Крыме:

Исследователи считают, что Одиссей во время своего путешествия столкнулся с великанами-людоедами, в Балаклавской бухте. Древние греки называли ее гаванью предзнаменований — «сюмболон лимпе».

Главная страница » Библиотека » «Альминские чтения. Материалы научно-практической конференции. Выпуск № 5 (2014)»

М.М. Шевченко. «Генерал-адъютант князь А.С. Меншиков и Альминское сражение 8 сентября 1854 года: стратегический и политический контекст»

Адмирал и генерал-адъютант светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков был не просто одним из тех, чья продолжительная карьера закончилась с поражением России в Крымской войне 1853—1856 гг. Его репутация, как военного деятеля, была уничтожена личной ответственностью непосредственно за проигранную Крымскую кампанию. Он входил в то ближайшее окружение императора Николая I, с членами которого монарх вступал в политические дискуссии, выяснял естественные пределы военной мощи России, какую войну она, в принципе, может выиграть, а какую — нет. Хранившие эти политические тайны избранные советники венценосца были частью овеянного славой побед над Наполеоном героического поколения ветеранов великого для России 1812 г., которое фактически управляло империей в николаевское тридцатилетие, занимая, по сути, ведущие правительственные позиции. От шедших им вослед поколений именем блага страны требовалась преданность и самоотверженное повиновение вышестоящим не за страх, а за совесть. Исключалось же при этом развитие у представителей пестуемой системой молодежи самостоятельных зрелых суждений именно о том, каковы естественные пределы мощи империи, что значит, вообще, для России быть готовой к войне. «Охраняемые на море и на суше собственными силами, мы не имеем нужды хлопотать о союзах и равнодушно смотрим на мелкие интриги Запада, в бессильной зависти его к нашему непоколебимому могуществу» [1, с. 905], — в этих и подобных словах автора учебника русской истории академика Н.Г. Устрялова отражалось стремление императорского правительства видеть русское общество исполненным не просто чувства национального самоуважения, но и непоколебимой уверенности в военно-политической самодостаточности России. Отсюда и происходило то, что «воспитывалось поколение, настолько привыкшее к победам, настолько приученное к мысли о военной неуязвимости России, что оно окажется не в состоянии не назвать отступление поражением, а поражение — катастрофой» Возникшие в годы несчастливой войны «либеральные настроения имели, таким образом, корни в оскорбленном чувстве национальной гордости, в прививаемой годами склонности переоценивать военные ресурсы России. Парадокс состоял в том, что эти настроения были следствием «николаевской» системы ценностей» [2, с. 39—40; 3, с. 442—443].

Морской министр, начальник императорского Главного морского штаба, финляндский генерал-губернатор и командующий войсками в Финляндии Меншиков оказался причастен к тому, что русскую общественность события Крымской войны застали в атмосфере «цензурного террора», утвердившегося с конца 1840-х гг. Политические тенденции, заложенные еще в эпоху Александра I, в результате шестнадцати с лишним лет управления С.С. Уваровым ведомством народного просвещения, наконец, стали приносить плоды в виде широкого контингента подданных новой формации — выпускников университетов, пансионов, лицеев, гимназий, присутствие которых дало себя знать и на государственной службе. Этот контингент, испытывая острую потребность в печатном слове и самовыражении, нуждался в известном расширении публичной сферы и общественной перспективе. Император Николай I оказался совершенно к этому не готовым и не смог правильно оценить усилия Уварова, направленные на то, чтобы не отталкивать новое поколение, не допустить нарастания у него политически опасного для самодержавной России чувства невостребованности. В результате отставки Уварова и хаотического ужесточения цензуры посредством негласных комитетов учено-литературная общественность с 1848—1849 гг. полностью лишилась печати как средства самовыражения [4].

Волею императора в феврале 1848 г. Меншиков возглавил особый Комитет для рассмотрения действий цензуры периодических изданий. Не видя возможности предотвратить ошибку Николая I в области цензурной политики, он старался занимать позицию, благоприятную опальному министру народного просвещения Уварову, а затем, и вовсе от надзора за печатью полностью отстранился [4, с. 128].

Восточный кризис 1850-х гг. обнаружил серьезное разномыслие в ближайшем окружении императора по вопросу о его преодолении. Меншикову, отправленному в феврале 1853 г. с миссией в Константинополь, удалось довольно быстро достичь соответствовавшего его целям компромисса по вопросу об обладании Святыми местами. Но Генерал-фельдмаршал светлейший князь И.Ф. Паскевич, занимавший рядом с монархом особое положение в связи с внешней политикой и вопросами стратегического планирования, считал требование о расширительном толковании статей Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г., связанных с правом русского покровительства православным подданным султана, слишком жестким для турок, что было чревато их стремительным сближением с Великобританией и Францией — главными соперниками России в Восточном вопросе [5, с. 59—61].

В составе миссии Меншикова имелся штаб во главе с вице-адмиралом В.А. Корниловым и генерал-майором А.А. Непокойчицким, который провел рекогносцировку Босфора на предмет возможности высадки русского десанта в качестве наилучшего средства давления на Турцию. По мнению Корнилова, успешная высадка десанта была возможна при условии глубокой секретности ее подготовки, и до тех пор, пока британское и французское военное присутствие ограничивалось обыкновенным числом кораблей в Смирне и Пирее [6, с. 40]. Даровитый историк и видный военный писатель белой эмиграции А.А. Керсновский отмечал: «Блестящее состояние Черноморского флота, воспитанного Лазаревым и предводимого Нахимовым, безусловно, допускало эту смелую операцию, однако против нее восстали дипломаты школы Нессельроде, робкие натуры, которых пугал ее размах и решительность... Рутинеры военного дела, скептически относившиеся к десантным операциям, поддержали дипломатию и настояли на отмене этого десанта. Мерам предпочли полумеры...» [7, с. 123]. Тем самым Николай I и Меншиков якобы упустили единственный шанс предотвратить вторжение англо-французского флота в Черное море.

В действительности, ведомство иностранных дел здесь не играло решающей роли. Его глава — канцлер граф К.В. Нессельроде — был, скорее, техническим исполнителем воли самодержца, в отличие от Меншикова и Паскевича, не входившим в избранный круг его политических советников. В случае появления флота и войск западных морских держав в зоне Черноморских проливов удержание побережья Босфора русским десантным корпусом было возможно только при наличии морской коммуникации, обеспечивавшей его снабжение, боевое и медицинское обеспечение. Для этого был необходим достаточный транспортный тоннаж, которым Россия на Черном море в это время не располагала. Десант на Босфор Николаем I и его политическим окружением рассматривался всегда либо как дружеская помощь Турции, либо, в случае ее враждебности, мог рассматриваться как авангард армии, которая должны была прийти из-за Дуная, перейдя Балканы, проложив коммуникацию за собой. Возможность осуществления последнего в связи со складывавшейся военно-политической обстановкой после некоторых колебаний в конце концов отрицательно оценил Паскевич — главнокомандующий Действующей армией — крупнейшего объединения полевых войск империи, главной ударной силы на европейском стратегическом направлении, ключевой структуры при общем мобилизационном развертывании сухопутных войск России. Его выжидательная позиция в конечном итоге себя оправдала.

После занятия Дунайских княжеств в качестве средства давления на Порту, отклонения последней компромиссной Венской ноты, поддержанной формально всеми Великими державами, после турецкого ультиматума об очищении княжеств и начала Русско-турецкой войны Николай I и его окружение еще надеялись избежать обострения конфликта с Великобританией и Францией. Надежды исчезли после побед русских войск в Закавказье и уничтожения турецкого флота при Синопе. Два полуторавековых непримиримейших соперника в борьбе за мировое морское и колониальное первенство и европейское лидерство заключили военный союз против России. Вслед за Австрией Пруссия также отвергла русское предложение заключить договор о нейтралитете. Последовал англо-французский ультиматум об очищении Дунайских княжеств, к которому обе германские державы фактически присоединились в смягченной форме.

И Паскевич, и Меншиков начали осознавать, что Россия оказалась в условиях стратегической внезапности, явления весьма редкого в истории Великих держав Нового времени. Военно-политическое противостояние изолированной России, без единого союзника в Европе, со всеми остальными Великими державами заведомо исключало возможность победы в войне с коалицией. Необходимость вооруженного противостояния вдоль всего значимого периметра своих границ лишало империю ее главного преимущества — способности сконцентрировать превосходящие силы на решающем стратегическом направлении. 31 декабря 1853 г. Меншиков в ответ на поздравления Паскевича с Синопской победой предупреждал его, что Черное море переходит под контроль союзников Турции [8, с. 232—233]. Заключенный 8 апреля оборонительный союз Австрии с Пруссией повышал риск возникновения, при определенных условиях, войны России со всей Германией. 23 апреля Паскевич, в отличие от императора Николая I, уже не сомневался, что вскоре предстоит прекратить начавшуюся осаду Силистрии и оставить Дунайские княжества: «...в настоящую минуту, — писал он Меншикову в Крым, — на нас вооружились не только морские державы, но и Австрия, которую поддерживает, кажется, Пруссия. Без сомнения, Англия не пожалела и денег, чтобы иметь на своей стороне Австрию, ибо без Германии они ничего нам не сделают... когда будет против нас вся Европа, то не на Дунае нам надобно ожидать ее... Австрия, имея до 230 000 войск в Венгрии, Трансильвании и на сербской границе... пошлет в Фокшаны, Яссы или Каменец... тысяч 60 или 70, нам совершенно в тыл... Тогда положение будет так тяжело, как не было и в 1812 году, если мы не примем своих мер заранее и не станем в своей позиции, где бы ни опасались, по крайней мере, за свои фланги... Я ожидаю об этом повеления, а, между тем, сохраняю вид наступательный для того, чтобы, угрожая Турции, оттянуть десанты европейцев от наших берегов, притягивая их на себя...» [8, с. 235—236].

Меншиков хорошо знал, какой масштаб боевой мощи русского флота был изначально задан николаевской стратегией как возможный в условиях России. Еще сразу при восшествии на престол в 1825 г. специально учрежденному Комитету образования флота император Николай I поставил задачу: «Россия должна быть третья по силе морская держава после Англии и Франции и должна быть сильнее союза второстепенных морских держав» [9, с. 14]. С началом Крымской войны Черноморский флот своей Синопской победой 18 ноября 1853 г. подтвердил, что этому требованию он полностью соответствовал. Но еще 8 ноября Меншиков предупреждал наместника Кавказа главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом генерал-фельдмаршала светлейшего князя М.С. Воронцова, что в случае появления в Черном море англо-французского флота обладание морем автоматически переходит к последнему, что требует эвакуации гарнизонов малых укреплений на кавказском побережье [10, с. 847—850]. С учетом всей критики в отношении Меншикова за просчеты и недооценки, повлекшие техническую отсталость русского флота по сравнению с флотами его первоклассных противников в Крымской войне, и деятельных усилий самих этих критиков вплоть до самого конца периода империи в 1917 г. Россия и в наилучшие времена не поднималась выше уровня «третьей по силе» морской державы.

Среди современников и историков были и такие, кто, несмотря на ряд отталкивающих черт характера Меншикова, приводил неопровержимые свидетельства источников, подтверждающие, что князь Александр Сергеевич, без сомнения, обладал незаурядным глазомером в области стратегии и, по военной терминологии того времени, высшей тактики. Приняв командование войсками в Крыму, он до высадки неприятеля провел многие и тщательные рекогносцировки полуострова [11, с. 5—6, 7—8]. В письме императору Николаю I 29 июня 1854 г. Меншиков точно формулировал цель предстоявшего неприятельского вторжения в Крым: «...уничтожение флота и Севастополя», точно назвал наиболее вероятное место высадки союзников — район Евпатории, откуда неприятель, по его мнению, должен был двинуться вдоль моря под прикрытием флота на Севастополь. После занятия Дунайских княжеств австрийцами, вступившими туда после ухода русских, англичане и французы, полагал князь, находятся в состоянии отправить в Крым «от 50 до 60 т[ысяч]» человек, не считая турок. Это означало, по его убеждению, что в первом же столкновении имевшихся в его распоряжении сил с экспедиционным корпусом союзников «битва будет одного против двух, чего, конечно, желательно избегнуть» [10, с. 851—853, 854]. Поэтому в письме командующему войсками Дунайской армии генерал-адъютанту М.Д. Горчакову от 30 июня 1854 г. он просил вернуть в его распоряжение 16-ю пехотную дивизию [12, с. 304].

Меншиков был практически единственным, кто точно определил, что должно было произойти. Высадка союзниками десанта такой численности была беспрецедентным по своим масштабам событием в военной истории Нового времени. Не случайно европейски известный в то время военный теоретик и историк Г.В. (А.А.) Жомини высказывал скептическое отношение к крупным морским десантам. Не случайно все остальные известные на тот момент среди русских военачальников предположения имели в виду другое побережье и другую возможную численность десантного корпуса неприятеля [13, с. 39—40].

В Альминском сражении союзники имели над русскими не только почти двойное количественно превосходство в живой силе, но также и качественное. Здесь были Венсенские стрелковые батальоны и алжирские соединения французов, британские гвардейские части. У русских «действовали почти исключительно войска 6-го корпуса, никогда не бывшие в огне. Корпус этот... — отмечал гвардии капитан Н.Н. Обручев, впоследствии выдающийся военный деятель, — составлял род рекрутского депо для действующей армии, и хотя был хорош по строевому образованию, но по своим занятиям был менее всякой другой части нашей армии приготовлен к маневрированию и к настоящей боевой службе» [14, с. 4]. При этом Меншиков достаточно хорошо выбрал позицию. Находясь на крутом берегу Альмы высотой около 30 м, русские с самого начала видели противника на всю глубину его расположения, который не мог поэтому скрывать свои движения. Союзники, наоборот, видели все время практически только передний край русских, не имея возможности точно определить их численность, что и объясняет заметную осторожность и медлительность их действий. В ходе сражения русские, уступая численности противника, медленно сворачивали свой фронт слева направо, прикрывая основной путь своего последовавшего отступления — Севастопольскую дорогу. Альминское дело очень напоминает арьергардное сражение.

Неясным остается многое в поведении русского командующего. Что конкретно означало высказанное Меншиковым намерение «позадержать» противника? Почему он перед сражением не пожелал разъяснить частным начальникам его общий замысел? Его адъютант А.А. Панаев, явно желая, по возможности, обелить своего начальника, утверждает, что светлейший намерен был бросить войска в контратаку по всей линии фронта, когда французы поднимутся на высокий берег Альмы, а англичане перейдут реку. Но испортили его замысел растерявшиеся-де частные начальники [11, с. 17, 27, 35—41]. Адъютант командира 16-й пехотной дивизии генерала О.А. Квицинского — капитан Углицкого пехотного полка М. Енишерлов показывает, что контратаки были уместны и удачны на правом русском фланге, где британцы сами стремились довести дело до штыковой атаки. На левом же — французы, усиливая ружейный огонь, от ближнего боя уклонялись, поэтому русским оставалось только медленно отходить [15, с. 1—46]. В литературе нашлось место отголосками споров участников дела о том, как бы надо было правильнее укрепить позицию или лучше расставить войска. Но, пожалуй, прав был все тот же Обручев, указав, что невозможно было, имея дело с первоклассными противниками, удержать позицию размером с Бородинскую вчетверо меньшими силами [14, с. 4—5].

Решение Меншикова после сражения занять так называемую фланговую позицию, отступив к Бахчисараю, одобренное всецело императором Николаем I, также подтверждает его верный стратегический глазомер.

Трагедия русских усилий в Крыму 1854—1855 гг. заключалась в том что, окажись у Меншикова на Альме еще хотя бы две или три дивизии, ход всей кампании мог бы радикально измениться. Но после того, как вражеский десант окопался на Сапун-горе, задача сбрасывания врага в море многократно усложнялась. Под Севастополем возникла патовая ситуация, для возможного перелома которой постепенно прибывавших подкреплений, чем дальше, тем больше, было недостаточно. Ради минимизации ущерба для России в изначально безнадежной войне император Николай I и его окружение, реализовывали стратегию, четко и последовательно разделявшую все потенциальные и актуальные театры военных действий на главные и второстепенные. К последним, в стратегическом отношении, относился и самый кровавый из всех — Крымский. Это обстоятельство и делало минимальными шансы генерал-адъютанта князя А.С. Меншикова на сохранение своей прежде высокой боевой репутации в глазах современников и потомков.

Список использованной литературы

1. Устрялов Н.Г. Русская история до 1855 года, в двух частях. Петрозаводск, 1997.

2. Айрапетов О.Р. Забытая карьера «русского Мольтке». Николай Николаевич Обручев (1830—1904). СПб., 1998.

3. Айрапетов О.Р. Н.Н. Обручев и дело «Военного сборника» (1858 г.) // П.А. Зайончковский (1904—1983 гг.): статьи, публикации, воспоминания о нем. М., 1998.

4. Шевченко М.М. Конец одного Величия. Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге освободительных реформ. М., 2003.

5. Щербатов А.П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. СПб., 1904. Т. 7.

6. Айрапетов О.Р. Атака и оборона Босфора в стратегии России и ее противников (апрель 1853 г. — январь 1854 г.) // Материалы науч.-практич. конф. «Альминские чтения: Место Крымской (Восточной) войны в европейских военных конфликтах XIX в.». Симферополь—Бахчисарай, 2014. Вып. 4.

7. Керсновский А.А. История русской армии. М., 1993. Т. 2.

8. Переписка князя А.С. Меншикова с фельдмаршалом князем Варшавским до высадки союзников // Военный сборник. 1902, № 3.

9. Н. Исторический очерк развития штатов русского флота // Морской сборник. 1911, № 4.

10. Князь А.С. Меншиков. 1853—1854 // Русская старина. 1873. Т. 7, № 6.

11. Панаев А.А. Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853—1869. СПб., 1877.

12. Оборона Севастополя. Письма князя А.С. Меншикова к князю М.Д. Горчакову. 1853—1855 // Русская Старина. 1875. Т. 12, № 2.

13. Кривопалов А.А. Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и Крымская кампания 1854—1855 гг. // Материалы науч.-практич. конф. «Альминские чтения: Место Крымской (Восточной) войны в европейских военных конфликтах XIX в.». Симферополь—Бахчисарай, 2014. Вып. 4.

14. Взгляд на состояние русских войск в минувшую войну // Военный сборник. 1858. Т. 1, № 1.

15. Енишерлов М. Сражение на Альме // Военный сборник. 1859. Т. 5, № 1.


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь