Столица: Симферополь
Крупнейшие города: Севастополь, Симферополь, Керчь, Евпатория, Ялта
Территория: 26,2 тыс. км2
Население: 1 977 000 (2005)
Крымовед
Путеводитель по Крыму
История Крыма
Въезд и транспорт
Курортные регионы
Пляжи Крыма
Аквапарки
Достопримечательности
Крым среди чудес Украины
Крымская кухня
Виноделие Крыма
Крым запечатлённый...
Вебкамеры и панорамы Карты и схемы Библиотека Ссылки Статьи
Интересные факты о Крыме:

Исследователи считают, что Одиссей во время своего путешествия столкнулся с великанами-людоедами, в Балаклавской бухте. Древние греки называли ее гаванью предзнаменований — «сюмболон лимпе».

Главная страница » Библиотека » В.Е. Возгрин. «История крымских татар»

в) Вклад крымских татар в оборону Крыма

В первые же дни после объявления войны таврический муфтий Сеид-Джелил-эфенди обратился к мусульманам Крыма с воззванием. Духовный наставник говорил правоверным, что они «должны быть искренне преданы царю и отечеству и для них не щадить ни крови, ни жизни» (Материалы, 1871. Вып. 1. С. 252). Указание муфтия, обладавшего непререкаемым авторитетом, исполнялось почти буквально. Крымцы с готовностью свозили на приёмные пункты всё необходимое для армии, прежде всего продукты питания и фураж. Впрочем, вряд ли это было выражением одного только послушания муфтию. Ранее, ещё при входе армии в Крым, «татары в прибрежных селениях везде радушно встречали казаков, особенно в д. Дерекое Ялтинского и Кутлаке Феодосийского уездов... Большое радушие обнаружили и ногайцы дер. Кульчик и Мустапой. То же было и в Перекопе. Государственные крестьяне — татары Перекопского и Евпаторийского округов сделали пожертвования деньгами, хлебом и скотом на 3700 руб. Кроме того, татары деревень Ишунь, Айбар и Трёх-Аблам пожертвовали улучшенной пищей на 7000 руб. ...Радушно угощала войска также Керчь с прилегающими к ней аулами»» (Маркевич, 1905. С. 6—7, 8).

В то же время городские муллы и имамы обратились к русским властям с выражением своей готовности всячески поддерживать их в борьбе с Турцией. Иногда указывается, что, возможно, эта инициатива была связана со ставшим им известным, действительно уже готовым планом правительства о депортации всех крымских татар «в одну из отдаленных губерний» (Дубровин, 1900. Т. I. С. 285). На этот раз осуществлению программы высылки крымцев помешала десантная операция союзников, и большинство мусульман было оставлено в покое. К тому же есть сведения, что инициатива мулл была вызвана не страхом перед депортацией, а инициативой, имевшей совсем иные корни, скорее верноподданнического характера1. Вскоре выяснилось, что отмена депортации стала великим благом, истинным спасением для действующей армии, поскольку крымские татары стали источником постоянной помощи русским войскам.

Первая военная зима была необычно снежной, а наступившее в марте таянье вызвало такую распутицу, что практически прекратилось снабжение войск даже сеном. «Доставка сена из дальних селений была совершенно невозможна, а ближайшие деревни давно уже истощили свои запасы. Тем дороже были теперь такие пожертвования, как, например, Армяно-Базарского мещанина — татарина Джумама Бурмамбетова, пожертвовавшего 800 пудов сена, несколько татар пожертвовали по 1 скирде сена... Необыкновенное усердие и даже самоотвержение выказали при переправе № 4 и 5 лёгких батарей из Мелитополя [через Сиваш] государственные крестьяне-ногайцы... Байтемир Кабардинов и жители того же аула Ислям Газы Шаманаев, Койлу-бай Сеит-оглу и Джилькайдар Маультеев, в продолжение целого дня, в свирепый ветер и холод, не выходили из воды, служа проводниками при следовании этих батарей в глубокой воде на протяжении более полуверсты» (Маркевич, 1905. С. 7—9).

Для татар северной части бывшего Крымского ханства не было, конечно, секретом, что их соотечественники с Южного берега и северо-западных степей подвергаются казаками и солдатами жестокому насилию. Не сегодня-завтра аналогичные репрессии могли быть начаты и против них. Но невзирая на мрачные предчувствия татары, продолжали оказывать помощь «своим», в первую очередь раненым: «...в Симферополе в феврале 55-го татары деревень Котур и Конбар оказали сильное и неусыпное содействие в отводе квартир и предоставлении удобств, добровольно и охотно оказывая помощь раненым, в особенности в деревне Конбар мурза Ислям Джаминский а в деревне Комур поселянин Сеит Мамут Бекир-оглу. Они отдали добровольно лучшие помещения в домах, постели, одеяла, простыни, помогали сносить больных и разносить им пищу. Некоторые татары Евпаторийского уезда были впоследствии представлены к получению медали за усердие. Агаджан-мурза Караманов (дер. Шули) получил золотую медаль на Владимирской ленте» (Маркевич, 1905. С. 30—31).

Байдарская долина во время Крымской войны. Английская гравюра в Illustrated London News. Из собрания музея Ларишес

В 1855 г. руководство Симферопольской гимназии отказалось разместить в своём здании раненых. В то же время крымские татары продолжали отдавать для этой цели собственные дома. Штаб-ротмистр Селамет-мурза Крымтаев отдал свой двухэтажный дом под больницу. Дом штаб-ротмистра Аргинского вместил 40 человек, не меньшее число раненных русских солдат и офицеров вместилось в симферопольский дом М. Балатукова. Небогатые крестьяне деревень Ялантук, Буюк Мамчик, Когенлы, Бешуйла, Бек-булатчи, Джага, Китай Перекопского уезда, деревень Киабак, Экибаш, Менлерчик Евпаторийского уезда и других теснились в домах соседей, отдав свои под лазареты (ук. соч. С. 43—44, 47).

Можно привести и другие сведения о различном отношении к нуждам армии крымцев и российских официальных и частных лиц. Раненные солдаты страдали от накожных паразитов, а российские гражданские власти установили в Симферопольской общественной бане таксу военного времени (35 копеек серебром!), причём платить за помывку должны были сами раненые, у которых часто не было таких денег. Тогда «бахчисарайский мещанин Девлетша Мустафа-оглу отдал свою баню с отоплением и водой для больных», такой же выход был найден в Карасубазаре, где «купец Халиль Ахмет-оглу Касап и городской староста Смайл Мемет-оглу построили баню» для раненных солдат (Там же. С. 65, 99).

Вообще проблема с российскими ранеными была серьёзной, причём не только по объективным причинам. Российские эвакуаторы завозили несчастных «прямо в обывательские дома и сваливали кому попало, не осведомляясь после, жив ли, умер ли. Мне показывали сараи, — пишет свидетель, — где вповалку на голой земле, лежали смертельно раненные. Солома была роскошь не для всех. Все публичныя здания и множество частных завалены были раненными, оставленными не только без лечения, но и без помощи, без присмотру» (Марков, 1995. С. 119). О чём говорить, если на вторые сутки после Альминского сражения летом 1854 г. крымский помещик, ротмистр Али-бей Хункалов сообщил, что несколько сотен «раненых за р. Бурлюком забыты и просил доктора и санитаров». Так он спас около 500 человек русских солдат (Маркевич, 1905. С. 38).

Весьма тяжкой была подводная повинность, отвлекавшая массу рабочей силы и скота из разорённой крымскотатарской деревни. Нехватка фуража для отправлявшего эту неотложную военную обязанность рабочего скота вела к массовому его падежу. Очевидец подсчитал, что вдоль дороги Бахчисарай — Джанкой в среднем на 1 версту приходилось 120 трупов татарских волов и лошадей (Дубровин, 1900. Т. II. С. 358). Кроме того, «кое-где валялись и тела умерших в дороге погонцев». Только в окрестностях Симферополя в январе 1855 г. пало около 3000 голов рабочего скота (Маркевич, 1905. С. 192—193). Для уборки этой падали также использовались крымцы и цыгане, согнанные в особые «команды».

«Российский мыльный пузырь лопнул!» Из английского журнала Punch за 3 октября 1854 г.

Современники утверждают, что уже к весне 1855 г. «край был совершенно истощён, и в особенности пространство между Севастополем, Симферополем и Евпаторией». Разноплемённые враги брали крымские города и раньше, на протяжении всей их истории. Новым, что принесла эта война, стало явление, для крымской земли неслыханное: по улицам городов и сёл побрели нищие-татары (Гафури-ага, 1888. С. 10), взрослые и малыши! Кстати, как утверждали российские историки, именно по этой причине — хищнического разорения Крыма и непосильных повинностей с татар, ранее создававших экономическую основу тыла, — «Севастополь должен был пасть сам собой» (Дубровин, 1900. Т. II. С. 360; см. также в: Дубровин, 1900. Т. III. С. 25). Теперь это был вопрос времени.

Особо следует сказать о материальной помощи крымских татар армии в течение второй половины войны, когда особенно явным стало безвыходное положение, в котором оказалась масса русских военнослужащих, главным образом по вине администрации — как гражданской, так и военной. Упоминание всех мелких пожертвований заняло бы слишком много места, поэтому назовём самые значительные вклады. Крымские татары Евпаторийского уезда пожертвовали в этот период 3000 рублей и имущества на 700 руб. Карасубазар с окрестностями выделил для подвоза раненых и военного имущества 4205 бесплатных подвод, а также 5428 пудов сухарей, 3500 тачек для фортификационных работ и 500 конных бочек для подвоза воды. Один только полковник Г.Р. Гербель, командовавший подвижным конным парком, получил безвозмездно 2500 татарских лошадей и 968 телег, общей стоимостью около 80 000 рублей (Маркевич, 1905. С. 104, 110, 112).

Заперекопские ногайцы также не остались в стороне. Они пригнали в Дуванкой под Севастополь 940 голов рогатого скота стоимостью 16 000 руб серебром; пожертвовали подвод с лошадьми на 15 000 руб.; а когда из-за преступной бездеятельности и воровства царских интендантов кавалерийские лошади оказались без амуниции, то крымские татары подвезли и нужное число сёдел — 963 штуки (Романюк, 1904. С. 46).

Наконец, есть сведения о том, что крымские татары принимали и непосредственное участие в военных действиях. Речь идёт о личном составе Лейб-гвардейского крымскотатарского эскадрона. В тяжёлые для российской армии месяцы блестящие столичные лейб-гвардейцы были брошены в мясорубку Севастопольской страды и исполнили свой солдатский долг наравне с другими оборонцами (Акчокраклы, 2004. С. 8). Кроме того, в обороне Севастополя принимали активное участие два крымскотатарских дивизиона — факт, странным образом не отмеченный ни одним историком Крымской войны (Когонашвили, 1995. С. 151).

Надгробия над могилами турецких военачальников, павших в Крымской войне. Двор Гёзлёвской Хан-Джами. Фото автора

Итак, мы рассмотрели экономическую и военную стороны жизни татарских масс в годы войны; обратимся к политической. Попробуем узнать, не было ли среди них, как уверяет нас П.Н. Надинский, «измены» трону и отечеству. Начнём с того, что сама постановка вопроса об измене угнетенных аборигенов своим колонизаторам весьма проблематична, идет ли речь о русско-крымских или, скажем, англо-индийских отношениях в прошлом веке. Во всяком случае, автор не решился бы выдвигать столь серьёзное обвинение, не снабдив его понятными оговорками. Впрочем, полемика на эту тему увела бы нас в сторону от основной темы. Поэтому ограничимся той самой истиной, что познается в сравнении. Выше мы видели, как сильна была настроенность против войны российского населения, в том числе и крестьянства, как откровенно выражались там даже не пацифистские, но явно пораженческие настроения. Приведем на этот счёт ещё один пример, последний. В одном из писем Н. Чернышевский говорит:

«Я жил во время войны в глухой провинции, жил и таскался среди народа и смело скажу вам вот что: когда англо-французы высадились в Крым, то народ ждал от них освобождения: крепостные от помещичьей неволи, раскольники... — свободы вероисповедания...» (Чернышевский, 1950. Т. VII. С. 102). Поразительное свидетельство: народ предпочитал свободу победе в войне, падение крепостничества — захвату новых земель и племён!

Увы, столь современным мышлением население Крыма не обладало. Татары не выразили, по словам свидетеля войны, «ничем своего недовольства против наших властей», «они были кротки и умеренны» и «во весь период Крымской войны не заслуживают ни малейшего упрёка» (Раков, 1904. С. 22, 39). Может быть, они боялись единственно жестоких законов военного времени? Отнюдь, нет. Когда в сентябре 1854 г. при изменении обстановки на фронте русская администрация сбежала во главе с губернатором из столицы края, «уступив свою власть татарам», то... ничего не произошло. Разве что возникла некая сумятица среди крымцев, не знавших, кому теперь оставлять подать: «Никто ничего не знал, большинство городов лишилось своих чиновников» (Дубровин, 1900. Т. I. С. 294—300). Впоследствии вернувшиеся в Симферополь и устыдившиеся собственной трусости чиновники и мещане обнаружили, что «все татары и другие мелкие жители (очевидно, «нацменьшинства». — В.В.) вели себя так благоразумно и прилично, что возвратившись из предпринятого путешествия — нашли всё в целости, нетронутым, как оставили незапертым, в нарочно открытых комодах и сундуках...» (Завадовский, 1885. С. 174). Более того, крымские татары, оставшись без власти, по сути в межфронтовой полосе, как и ранее, «по обыкновению отбывали без малейшего побуждения все земские повинности...» (Раков, 1904. С. 39).

Впрочем, единичное «политическое» выступление татар всё же было: один крымский землевладелец сообщает, что они «сильно избили» помещика Веснинского, который жестоко их притеснял в довоенное время (Стулли, 1894. С. 497, 499). Но это, конечно же, не было национальным выступлением. «Едва ли была бы на их месте какая-нибудь другая народность столь незлопамятна, имея такие возможности к мести», — раздумчиво завершает свой пассаж этот известный в своё время знаток деревенской жизни.

Так говорили те, кто всю войну провел в Крыму. Петербургские же публицисты подняли в эти годы шумную клеветническую кампанию против «изменников-татар», подхваченную шовинистическими кругами российской провинции. Однако верить этим измышлениям могли лишь там, где не знали крымских татар. И если в России, как замечает Е. Марков, сам факт «измены» был «вне всякого сомнения», то в Крыму, продолжает он, «я не встречал ни одного старожила, который не презирал бы от всей души этих гнусных нареканий на татарина, сделавших несчастие целого края. В один голос говорят, что без татар мы пропали бы в крымскую войну: все перевязочные средства и все припасы были исключительно в их руках» (Марков, 1902. С. 103).

Примечания

1. «Кадий Сеит Абдулла-эфенди... пригласил магометанское духовенство Симферопольского уезда, не участвовавшее в натуральной повинности (то есть, освобождённое от неё положениями Духовного ведомства. — В.В.), к пожертвованиям, и было выставлено 460 подвод» (Маркевич, 1905. С. 8)


 
 
Яндекс.Метрика © 2024 «Крымовед — путеводитель по Крыму». Главная О проекте Карта сайта Обратная связь