Н.М. Терещук. Севастополь в начале Первой мировой войны

Привлечение и изучение новых документальных источников по истории Первой мировой войны, в которых отражены проблемы главной базы Черноморского флота и крепости Севастополь, позволяют исследователям внести свой вклад в изучение этой темы. В работе содержится попытка показать, что Севастополь в период войны со всеми своими жизнеобеспечивающими структурами и ресурсами был также вовлечён в военный конфликт государств.

Серьёзное внимание изучению береговой обороны Севастополя накануне и в период Первой мировой войны было уделено В.В. Крестьянниковым в сборнике статей «Крепость Севастополь во 2-й половине XIX — начале XX в.» [1]. В своих статьях автор публикует многие неизвестные исторические факты и имена людей, внёсших достойный вклад в защиту черноморских рубежей Российской империи. Им же подготовлены статьи: «Структура Черноморского флота и крепостей Черноморского побережья в годы 1-й мировой войны», «Офицеры Черноморского флота — георгиевские кавалеры 1-й мировой войны», «Мобилизованные суда в Черноморский флот в годы Первой мировой войны» и «Классные медицинские чины Черноморского флота и береговых частей в 1-й мировой и Гражданской войнах», которые опубликованы в книге «Память о прошлом. Документы, исследования, научные статьи, подготовленные сотрудниками Государственного архива г. Севастополя» [2, с. 52—57, 57—74,74—143, 143—786]. Вопросы строительства фортификационных укреплений крепости Севастополь на рубеже конца XIX — начала XX века и накануне Первой мировой войны отражены В.В. Крестьянниковым в работе «Взаимоотношения военного ведомства и монастырей при строительстве крепости Севастополь», из которой видно, как складывались отношения между епархиальным и военным ведомствами в отчуждении монастырской земли для нужды военного ведомства под строительство батарей [3, с. 123—127].

Цель данной работы — проанализировать документы и показать определённые процессы в городской жизни в начале Первой мировой войны, участие в этих процессах городского общественного управления и общественности Севастополя.

Источниковую базу исследования составляют документы ГКУ «Архив города Севастополя» и ГКУ «Государственный архив Республики Крым».

Накануне Первой мировой войны в Севастопольском градоначальстве проживало 72 710 человек, а непосредственно в Севастополе — 61 349 [3, с. 14]. В Севастопольском градоначальстве насчитывалось 43 небольшие фабрики и заводы с 4640 рабочими, в том числе в Севастополе 29 предприятий, на которых работало 4456 человек [4, с. 14].

Севастопольский градоначальник контр-адмирал С.И. Бурлей, направляя в Петербург отчёт за 1914 год, писал: «Истекший год по характеру внутренней жизни во вверенном мне градоначальстве распадается на два резко отличающихся периода: период до войны и период после объявления войны» [5, л. 3].

В первый период, «до войны», в мирном Севастополе в начале 1914 года перед органами городского управления стояли две глобальные задачи: окончание строительства и подготовка к открытию Романовского института физических методов лечения и окончание строительства городской канализации. Эти два городских предприятия должны были увеличить доходную часть «городской кассы», т. е. бюджета, и улучшить санитарное состояние города. В 1913 году эти два объекта были завершены, но ванное здание, именуемое с высочайшего соизволения «Романовским институтом», не было принято в эксплуатацию, а канализация хоть и начала работать, но не в полном объёме, так как к ней не успели подсоединить частные домовладения и, соответственно, в городской бюджет не поступили планируемые средства. В 1914 году город не мог позволить себе потратить на эти два объекта сверхсметные средства, потому что нужно было платить проценты по «городскому облигационному займу», за счёт которых были построены эти объекты. Но всё удачно завершилось ещё до начала войны, и 15 мая 1914 года Романовский институт физических методов лечения был открыт [6, с. 344]. А к городской канализации постепенно присоединяли городские и частные строения. Проведение канализации улучшило санитарное состояние города. Этому также способствовали субсидии, которые были направлены противочумной комиссией на постройку станции перекачивания воды и холерного барака. В результате этой работы число заразных заболеваний не получило характера эпидемий, был предупреждён занос холеры, появившейся в соседних городах Таврической губернии, и другие заразные болезни, такие как тиф, оспа, скарлатина, дифтерит.

Продолжалось строительство каботажного порта в Стрелецкой бухте, но город не прекращал подавать ходатайства об отсрочке перевода коммерческого порта из Южной бухты в Стрелецкую, справедливо опасаясь упадка транзитной торговли и финансового ущерба для города. Южная бухта, в отличие от Стрелецкой, лучше защищена от ветров и по размерам была значительно большей. Возле неё находились оборудованные помещения для десятка тысяч паломников, которые осенью ежегодно проезжали через Севастополь и приносили значительный доход. И, кроме того, возле Стрелецкой бухты не проходила железная дорога. Но все эти доводы не были приняты во внимание.

Мирная жизнь Севастополя кардинально изменилась после 16 октября 1914 года, когда город был объявлен на осадном положении [7, с. 125]. Все силы городского управления были направлены на помощь военным, то есть на удовлетворение нарастающих нужд войны. Характерный для севастопольцев патриотический дух отразился на его работе. Мобилизация войск, снабжение войск гарнизона, уходивших на театр войны, размещение вновь прибывающих войск — всё это проходило в Севастополе очень слаженно, быстро и в строгом порядке.

Поддержанию порядка в крепостном районе также способствовал введённый сухой закон. Если в 1914 году в Севастополе насчитывалось 1 казённый и 1 частный склад вина и спирта, 9 складов пива и мёда, 33 трактира, 107 пивных лавок, 21 казённая винная лавка, то в 1915 году сведения о таких заведениях в документах отсутствовали [8, л. 15].

В городе были созданы две новые организации: особое присутствие и городское попечительство по призрению семей запасных. Оба учреждения провели активную работу по обследованию положения семей запасных, по установлению размера казённых пайков, и их выдача началась 12 августа 1914 года. Нуждающиеся семьи, помимо казённого пайка, получали помощь из частных пожертвований и из средств города. В зимнее время помощь сопровождалась также выдачей топлива. На все эти нужды попечительством было собрано 31 тыс. руб., а город израсходовал из своих средств 10 тыс. руб. [9, л. 8].

Несмотря на изменившуюся жизнь, городское управление не оставило без внимания вопросы народного образования. Начали работу два начальных училища на 800 учеников, но постоянно увеличивающаяся потребность заставляла городские власти думать и о дальнейшем увеличении учебных заведений.

Анализируя документы, следует отметить, что в отчёте севастопольского градоначальника за 1914 год отсутствовали сведения о призыве новобранцев, которые отражались ежегодно со дня образования градоначальства в 1873 году. Такие сведения, согласно циркуляру Министерства внутренних дел за 1914, 1915 и 1916 годы, министерством были отложены до 1918 года [10, л. 16].

К концу 1914 года, по сведениям севастопольского градоначальника, в городе находились 114 частей войск и управлений, в числе которых были пластунские батальоны, сапёрные роты, рабочие роты, ополченские дружины, дивизионы эскадренных миноносцев, разные штабы и др. [11, л. 16]. Но с объявлением войны 1 августа 1914 года из Севастополя были отправлены на фронт 49-й Брестский и 50-й Белостокский пехотные полки 13-й пехотной дивизии и 13-я артиллерийская бригада [12, с. 40].

Нарушенная мирная жизнь города дала к концу 1914 года отнюдь не положительные результаты. Городской бюджет был сведён с дефицитом в 4428 руб. 50 коп. При поступлении доходов — 1 148 000 руб. 48 коп., в том числе с «казённых питей» — 630 688 руб. 53 коп., расход составил 1 152 429 руб. 17 коп. [13, л. 14].

В отличие от Севастополя, в Балаклаве в 1914 году бюджет не был дефицитным, но два факта тяжело отразились на её жизни. Это, во-первых, практически отсутствие приезжих на курорт, благодаря которым в городе всегда был приток денежных средств, а во-вторых, запрет морскими властями в связи с начавшейся войной рыбакам, среди которых были преимущественно греки, выходить в море и заниматься рыбным промыслом.

Заботы городского управления в 1915 году резко отличались от предыдущего, 1914 года. Внутренняя жизнь градоначальства регулировалась по преимуществу обязательными постановлениями местных военных властей.

В связи с увеличившимися недоимками в городской бюджет, быстрым падением арендной платы намечался бюджетный кризис. Главными заботами администрации города стали вопросы продовольствии и топлива. Учитывая, что Севастополь всегда относился к категории потребляющих городов, а не производящих, продовольственный вопрос был самым актуальным. При этом следовало учитывать, что в Севастополе существовала одноколейная железная дорога, которая не могла заменить морской каботаж. Для примера приведу данные 1914 года, когда в город по каботажному плаванию на судах РОПиТ и Российского общества страхования и транспортирования было привезено более 14 тыс. пудов груза, а по Южной железной дороге — более 10 тыс. пудов [14, л. 3]. В 1915 году железнодорожное сообщение было занято воинскими перевозками, а морское сообщение было закрыто, и Севастополь оказался отрезанным от Одессы, крымских и кавказских портов, через которые постоянно снабжался всем необходимым. В этой обстановке был создан Комитет для обеспечения города продуктами и предметами первой необходимости. В него вошли представители купечества, различных ведомств, городского управления и гласные Севастопольской городской думы. Комитет работал реально: составил нормы продуктов первой необходимости, ввёл так называемую таксировку на продовольствие и все предметы обихода. И, несмотря на увеличение роста цен и некоторое обострение продовольственного кризиса, население города не испытывало недостатка ни в хлебе, ни в мясе, ни в других продуктах [15, л. 4].

Сложнее дело обстояло с топливом. Перегруженное южное направление железной дороги привело к нарушению регулярного подвоза топлива. Городское общественное управление направило свои усилия на то, чтобы заменить минеральное топливо на древесное. На льготных условиях из казённой земли желающим отводились участки для заготовки дров. Таким образом, был предотвращён острый топливный кризис. При этом надо учитывать, что в городе увеличилось количество населения, так как в связи с увеличением численности гарнизона вслед за войсками начали прибывать и семьи, и те, кто обслуживал войска. Назвать конкретное число проживавших в Севастополе в 1915 году не представляется возможным, но известно, что в 1914 году в городе вместе с войсками находилось 102 542 человека.

Из архивных документов видно, что в 1915 году сократилось количество фабрик и заводов. По сравнению с 1914 годом, когда их насчитывалось 43, в 1915-м их количество сократилось до 39 [16, с. 127]. В отчёте за 1915 год севастопольский градоначальник писал, что в Севастополе «полное затишье, как в области строительства, так и в области торговли и промышленности».

В период начавшейся войны в Севастополе усилилась деятельность органов санитарного надзора. В январе 1915 года в разных местах продажи было взято 65 проб молока, из которых 10 проб были признаны неудовлетворительными в связи с тем, что содержание жира составляло менее 3%. Городским санитарным надзором продавцам такого молока были разосланы предупредительные повестки [17, с. 3]. Ими же проведена проверка санитарного состояния дворов и загрязнение улиц отбросами. В результате этой работы составлено 16 протоколов, в том числе и на владельца колбасной фабрики [18, с. 3].

Ещё в конце 1914 года в Севастополе начали создаваться новые благотворительные организации. При Морском собрании начал работать Дамский кружок помощи больным и раненым воинам имени Наследника Цесаревича, члены которого шили бельё и тёплые вещи войскам гарнизона, снабжали их необходимыми предметами обихода. Средства кружка состояли из членских взносов и денежных сборов от устраиваемых ими гуляний, кружечных сборов, базаров и проч. Их деятельность была также направлена на заботу детей военных, особенно сирот.

Под августейшим покровительством великой княгини Ксении Александровны было создано Морское благотворительное общество. С уже существовавшими Севастопольским и Балаклавским попечительствами список благотворительных организаций представляется внушительным. Для объединения всех благотворительных организаций и правильного распределения сборов и пожертвований в Севастополе «по воле» великой княгини Елизаветы Фёдоровны было создано отделение комитета Её Высочества — «Севастопольское отделение Комитета Её Императорского Высочества Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны». В обиходе его знали как Елизаветинский комитет помощи раненым и семьям. В отделение вошли представители всех благотворительных организаций. Начиная с 1914 года жителям Севастополя рассылались особые приглашения к добровольным пожертвованиям. К концу 1914 года было собрано 7655 руб., из которых 1087 руб. выделены отделению Красного Креста, 1451 руб. — Дамскому кружку, 1740 руб. — городскому попечительству по призрению семей запасных на топливо [19, л. 11]. Существовавшие детские приюты постоянно пополнялись сиротами и полусиротами воинов. Благотворительные организации работали в контакте со специально уполномоченными лицами. После проведения сбора «Солдату на сапоги» со специально уполномоченным представителем был отправлен транспорт с вещами в Брестский и Белостокский полки и в 13-ю артиллерийскую бригаду [20, с. 3]. По телеграмме начальника дивизии организации начали сбор необходимых для войск вещей: сапожного товара и мыла, клюквенного экстракта, мятных капель, почтовой бумаги, конвертов, карандашей, машинок для стрижки волос, ремешков для шаровар и т. д.

Направленные в Севастополь больные и раненые воины частично оставались на лечении в Романовском институте физических методов лечения, остальные направлялись в лечебные заведения Южного берега Крыма. Также в Севастополе были оборудованы дополнительные лечебные заведения. Красный Крест открыл в начальном училище госпиталь на 50 офицерских кроватей и 150 кроватей для нижних чинов, санаторий Её Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны предоставил 25 кроватей для офицеров, лазарет общественного собрания — 7 кроватей для офицеров, лазарет при лечебнице для бедных больных — 18 кроватей для нижних чинов, лазарет при Херсонесском монастыре — 20 кроватей для нижних чинов и Бибиковский лазарет — 10 кроватей для нижних чинов [21, л. 7].

Исполняя обязательные постановления военных властей, комендантом Севастопольской крепости и севастопольским генерал-губернатором была запрещена деятельность сектантских групп в связи с имеющимися у них сведениями о «вредной деятельности для государственного порядка и общественного спокойствия». Не остались без внимания властей различные стороны жизни немцев, проживающих в Севастополе. В качестве примера можно привести вторичное задержание в июне 1915 года Берты Полик, в своё время высланной из города. Прямых обвинений в шпионаже не было, но подозрение вызвала изъятая брошюра «Денежный отчёт за 1914 год Симферопольской евангелической лютеранской церкви», отпечатанная в Ревеле. В документах отмечалось, что «заслуживает внимания то обстоятельство, что пожертвования за последние 5 лет, помещённые в указанном отчёте, в 1914 году были наибольшие» [22, с. 247].

Нельзя обойти вниманием документы, связанные с отчуждением земель, находившихся в частной, городской и епархиальной собственности, под строительство береговых батарей, которое началось в 1910 году от Стрелецкой до Балаклавской бухты [23, с. 126]. Следует учитывать, что Севастополь с 1890 года являлся крепостью 3-го класса и относился к категории больших приморских крепостей, которые служили базами для флота, и вследствие этого строительство батарей велось в направлении моря. Такое активное военное строительство происходило по причине того, что после поражения России в Русско-японской войне военное министерство из-за нехватки средств стало сокращать количество крепостей. Из приморских крепостей России решено было продолжить работы только в Кронштадте, Владивостоке и Севастополе [24, с. 56].

Возведением крепостных сооружений (батарей, артиллерийских погребов) и зданий военного ведомства непосредственно руководило крепостное инженерное управление. Оно же решало вопрос с владельцами об отчуждении земли.

В 1913 году военный министр представил императору план, согласно которому на Северной стороне Севастополя для гарнизона крепости следовало устроить стрельбище. Результатом этого представления стало подписание Николаем II указа от 30 декабря 1913 года, в соответствии с которым земля отчуждалась из частного владения Е.И. Бялыницкой-Бирули из имения Учкуевка в размере 30 десятин [25, л. 2]. 5 марта 1914 года за ним последовало письмо таврического губернатора полицейскому управлению Севастопольского градоначальства с поручением в двухнедельный срок составить полицейскую опись при участии владелицы отчуждаемого участка, представителя военного ведомства, инженера и строителя Севастопольской крепости. Особое в Государственном совете присутствие «повелело» вознаграждение за участок выплатить «на основании общих узаконений об имуществах, отчуждаемых по распоряжению правительства». Сначала госпожа Е.И. Бялыницкая-Бируля просила отложить составление описи участка из-за своего «нездоровья», а также до возвращения своего мужа из-за границы и мотивировала эту отсрочку законодательным актом. Впоследствии она уступила 26 дес. 367 кв. саж., но вместе с тем назвала сумму компенсации за землю, значительно превышающую ту, которая была установлена постановлением распорядительного комитета [26, л. 17]. Переписка затягивалась. По сообщению и. д. симферопольского уездного предводителя дворянства, лишь на 8 января 1915 года было запланировано совещание, на котором должны были рассматриваться возражения владелицы участка [27, л. 24].

Следующий указ Его Императорского Величества, данный Правительствующему сенату, последовал 28 июня 1914 года. Для нужд военного ведомства необходимо было занять 18 десятин. В списке высочайшего указа были намечены к отчуждению два участка земли из владений господина Ф.О. Шталя под железную дорогу размером 5 дес. 777 кв. саж. и 0,83 дес., а также 1,87 дес. из владений князя Шаховского [28, л. 2]. Участки находились в Симферопольском уезде. Ещё один участок из владений Спиридона Серафима в размере 3 дес. находился недалеко от Балаклавы и, в отличие от предыдущих участков, относился к Ялтинскому уездному земству [29, л. 2].

Процедура передачи участков была аналогична предыдущей — создание оценочной комиссии под председательством уездного предводителя дворянства. В комиссию включались полицеймейстер Севастопольского градоначальства, председатель или член уездной земской управы, податный инспектор, мировой судья, в районе которого находилась отчуждаемая земля, депутат от Севастопольского инженерного управления и владелец отчуждаемого участка или его поверенный. Поскольку участки земли находились в разных уездах, то были созданы две оценочные комиссии.

Из документов хорошо видно, насколько громоздкой была система оформления — отчуждение земельных участков иногда длилось более трёх лет. 2 сентября 1915 года военный инженер генерал-майор Ф.И. Энберг в своём письме таврическому губернатору выразил неудовольствие тем, что по вопросу отчуждения земельного участка С. Серафима ялтинскому уездному предводителю дворянства было ассигновано 200 руб. на делопроизводство, но оценочная комиссия всё же не приступила к работе, тем самым причиняя ущерб казне, вынужденной выплачивать 6% годовых с суммы будущей оценки [30, л. 31]. Аналогичные письма Ф.И. Энберг направлял таврическому губернатору в сентябре и декабре 1915 года и даже в феврале 1916-го [31, л. 35, 45, 49]. И лишь 7 марта 1916 года ялтинский уездный предводитель дворянства представил таврическому губернатору законченное оценочное производство. Тогда выяснилось, что на территории отчуждаемой земли находятся виноградник, 36 фруктовых деревьев, ограда и две сторожки: земляная и деревянная [32, л. 55]. Также при осмотре участка председателем комиссии и депутатом военного ведомства полковником В.А. Нецветаевым был выявлен пустопорожний участок, за который С. Серафим назначил цену по 1 руб. за 1 кв. саж., цену за землю, находящуюся под виноградником, — 2 руб. 50 коп. и за каменную стенку — по 25 руб. за 1 куб. м. Но оценочная комиссия немного уменьшила цены на отчуждаемые участки. Пустопорожняя земля была оценена в 30 коп. за 1 кв. саж., земли под виноградником — по 1 руб. 50 коп. за 1 кв. саж., а за каменную стенку — по 25 коп. за 1 куб. саж. Всего полагалось вознаграждения С. Серафиму 6084 руб. 30 коп. [33, л. 64]. Возражений от С. Серафима не последовало. На заседании Военного совета 24 сентября 1916 года, помимо утверждения выплаты вознаграждения С. Серафиму, было утверждено вознаграждение Ф.О. Шталю — 8125 руб. и княгине Е.И. Шаховской — 14 958 руб. Все документы были представлены на рассмотрение Государственного совета и утверждены.

Из переписки между военным инженером генерал-майором Ф.И. Энбергом и таврическим губернатором стало известно, что в этот же период, 28 июня 1914 года, Правительствующему сенату последовал очередной указ на отчуждение земель для нужд Севастопольской крепости. На этот раз речь шла о земле в районе Балаклавского монастыря. Ещё в 1911 году начались торги с Балаклавским Георгиевским монастырём по поводу 15 дес. земли под строительство батареи № 20. Монастырь желал получить за эту землю 54 000 руб. Эта стоимость была явно завышенной, так как в 1913 году оценочная комиссия оценила гораздо больший участок — 36 дес. земли — в сумму 25 541 руб. 92 коп. [34, л. 58]. Препирательство с монастырём закончилось принудительным отчуждением необходимых земель путём передачи документов Главным инженерным управлением в Государственный совет и их утверждением [35, с. 58]. В 1914 году отчуждение участков земли монастыря продолжилось, но речь уже шла о земельном участке, находящемся в аренде у Г. Апарина, площадью 4 дес. 335 кв. саж. [36, л. 1]. Кроме того, отчуждению подлежала земля Караньского сельского общества — 192,5 кв. саж., Балаклавского городского упрощённого управления на правом берегу Балаклавской бухты — 1231,37 кв. саж. и на левом берегу Балаклавской бухты из владений начальника Бердянской почтово-телеграфной конторы В.И. Попова — 1 дес. [37, л. 1]. В сентябре 1914 года последовало письмо таврического губернатора и губернского инженера Севастопольскому полицеймейстеру о составлении описей означенных участков [37, л. 3]. Представителем от военного ведомства был назначен начальник инженеров и строитель Севастопольской крепости военный инженер полковник В.А. Нецветаев. Балаклавское городское управление предложила включить в оценочную комиссию городского старосту Г.Я. Михели, а Балаклавский Георгиевский монастырь — и. д. наместника монастыря игумена Нафанаила [38, л. 15, 17]. Работа по отчуждению земельных участков ограничивалась годичным сроком. В июне 1915 года Ялтинскому предводителю дворянства были поданы четыре возражения: от игумена Балаклавского монастыря о. Нафанаила, депутата военного ведомства инженера В.А. Нецветаева и два прошения поверенного дворянина Г. Апарина, присяжного поверенного Шнейдера. Но все возражения были отклонены «как не заслуживающие уважения» [39, л. 28]. В июне 1915 года таврический губернатор сообщил начальнику инженеров и строителей Севастопольской крепости, что оценочное производство окончено и начислено следующее вознаграждение: Караньскому сельскому обществу — 57 руб. 75 коп., В.И. Попову — 1300 руб., Балаклавскому городскому управлению — 615 руб. 68 коп., Г. Апарину — 6491 руб. 50 коп. [40, л. 28, 31].

В целом можно сказать, что и учреждения, и частные владельцы с пониманием относились к нуждам военного ведомства, тем более в связи с начавшейся войной.

Таким был Севастополь в начальный период самой широкомасштабной и наиболее кровопролитной Первой мировой войны.

Источники и литература

1. Крестьянников В.В. Крепость Севастополь во 2-й половине XIX — начале XX в. Севастополь, 2008.

2. Память о прошлом: документы, исследования, научные статьи, подготовленные сотрудниками Государственного архива г. Севастополя. Севастополь, 2007.

3. Крестьянников В.В. Взаимоотношения военного ведомства и монастырей при строительстве крепости «Севастополь» // Севастополь: взгляд в прошлое: науч. ст. сотрудников Гос. архива г. Севастополя. Севастополь, 2006.

4. Севастополю 200 лет. 1783—1983: сб. док. и материалов. Киев, 1983.

5. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1276. Оп. 17. Д. 474.

6. Севастополь: энцикл. справочник. Изд. 2-е, доп. и испр. Севастополь, 2008.

7. Севастополю 200 лет. 1783—1983: сб. док. и материалов. Киев, 1983.

8. РГИА. Ф. 1276, оп. 17, д. 474.

9. Там же.

10. Там же.

11. Там же.

12. Крестьянников В.В. Крепость Севастополь во 2-й половине XIX — начале XX в. Севастополь, 2008.

13. РГИА. Ф. 1276. Оп. 17. Д. 474.

14. Там же.

15. РГИА. Ф. 1284. Оп. 194. Д. 42.

16. Севастополю 200 лет. 1783—1983: сб. док. и материалов. Киев, 1983.

17. Крымский вестник. 1915. 7 февр.

18. Там же.

19. РГИА. Ф. 1276. Оп. 17. Д. 474.

20. Крымский вестник. 1915. 23 мая.

21. РГИА. Ф. 1284. Оп. 194. Д. 42.

22. Лаптев Ю.Н. Положение немцев в Крыму в годы Первой мировой войны // История немецкой колонизации в Крыму и на юге Украины в XIX—XX вв.: материалы междунар. науч. конф., посвящ. 200-летию переселения немцев в Крым (6—10 июня 2004 г.). Симферополь, 2007.

23. Крестьянников В.В. Взаимоотношения военного ведомства и монастырей при строительстве крепости «Севастополь» // Севастополь: взгляд в прошлое: науч. ст. сотрудников Гос. архива г. Севастополя. Севастополь, 2006.

24. Там же.

25. Государственный архив Республики Крым. Ф. 27. Оп. 13. Д. 4919.

26. Там же.

27. Там же.

28. Там же. Д. 4986.

29. Там же.

30. Там же.

31. Там же.

32. Там же.

33. Там же.

34. Там же.

35. Крестьянников В.В. Крепость Севастополь во 2-й половине XIX — начале XX в. Севастополь, 2008.

36. ГАРК. Ф. 27. Оп. 13. Д. 4984.

37. Там же.

38. Там же.

39. Там же.

40. Там же.