Декабрь 1917: первые жертвы

15 декабря 1917 г. команда плавучих средств Севастопольской крепости обратилась в Совет с требованием создать военно-революционный трибунал с неограниченными правами для борьбы со «спекулянтами, мародерами, контрреволюционерами и другими преступниками революции»¹.

Бывшее здание Севастопольского тюремного замка (ныне торговый комплекс «Новый бульвар») Июнь 2009 г.

Вечером того же дня по указанию комиссара Черноморского флота В. Роменца на эсминце «Гаджибей» команда арестовала 6 офицеров и решила поместить их в тюрьму. Но, так как там отказались принять арестованных «за отсутствием указаний», офицеров привели на Малахов курган и расстреляли. Этой же ночью арестовали и казнили десятки других офицеров. Среди убитых были начальник штаба Черноморского флота, контр-адмирал Митрофан Каськов; главный командир Севастопольского порта, начальник дивизии минных кораблей, вице-адмирал Павел Новицкий; председатель военно-морского суда, генерал-лейтенант Юлий Кетриц. Всего на Малаховом кургане 15—16 декабря 1917 г. были расстреляны 32² (по другим данным 23³) офицера.

В числе погибших называли мичмана Виктора Горенко — младшего брата Анны Ахматовой. И родилось пронзительное стихотворение:

Для того ль тебя носила
Я когда-то на руках.
Для того ль сияла сила
В голубых твоих глазах!
Вырос стройный и высокий.
Песни пел, мадеру пил,
К Анатолии далекой
Миноносец свой водил.
На Малаховом кургане
Офицера расстреляли.
Без недели двадцать лет
Он глядел на Божий свет.

      1918 г.

Но слухи не подтвердились. В декабре 1917 г. Горенко ушел из Севастополя пешком в Бахчисарай и благодаря этому уцелел⁴. Двадцатилетним мичманом, расстрелянным на Малаховом кургане, оказался другой Виктор — Краузе. Как вспоминал Яков Шрамченко, в те дни капитан 2-го ранга, командир эсминца «Беспокойный», мичману Краузе, как самому молодому, предложили вернуться на корабль, однако тот решительно отказался, ответив: «я пойду туда, куда и мой командир»⁵.

В ночь с 15 на 16 декабря 1917 г. на Малаховом кургане также были расстреляны старший инженер-механик лейтенант Е.Г. Томасевич, трюмный инженер-механик подпоручик по Адмиралтейству НА. Дыбко, ревизор мичман Н.А. Иодковский, минный офицер с эсминца «Фидониси» 3-го дивизиона Минной бригады лейтенант П.Н. Кондрашин⁶.

Информируя об этих событиях, 17 декабря 1917 г. газета «Вольный Юг» поместила на своих страницах маленькую заметку, почему-то набранную как белые стихи:

«Сколько расстреляно
По слухам, в ночь с15 на 16 декабря отрядом приехавших с Дона
Расстреляно около 30 офицеров флота
Расстрел начался в 5 часов вечера И продолжался всю ночь.
Часть расстрелянных выброшена в море.
На судах офицеры содержатся под арестом.
Настроение всюду тревожное»⁷.

Город погрузился в пучину самосудов и жестоких погромов. Особенно страшные сцены разыгрывались на улицах Городского холма — Чесменской (ныне — ул. Советская) и Соборной (ныне — ул. Суворова), где было много офицерских квартир, и на вокзале.

Как вспоминал Н. Кришевский (сам чудом избежавший расправы), «вся небольшая вокзальная площадь была сплошь усеяна толпой матросов, которые особенно сгрудились правее входа. Там слышались беспрерывные выстрелы, дикая ругань потрясала воздух, мелькали кулаки, штыки, приклады... Кто-то кричал: "пощадите, братцы, голубчики"... кто-то хрипел, кого-то били, по сторонам валялись трупы — словом, картина, освещенная вокзальными фонарями, была ужасна.

Минуя эту толпу, я подошел к вокзалу и, поднявшись на лестнице, где сновали матросы, попал в коридор. Здесь бегали и суетились матросы, у которых почему-то на головах были меховые шапки "нанесенки", придававшие им еще более свирепый вид. Иногда они стреляли в потолок, кричали, ругались и кого-то искали.

— Товарищи! Не пропускай офицеров, сволочь эта бежать надумала, — орал какой-то балтийский матрос во всю силу легких.

— Не пропускай офицеров, не про-пу-скай... — пошло по вокзалу. В это время я увидел очередь, стоявшую у кассы, и стал в конец. Весь хвост был густо оцеплен матросами, стоявшими друг около друга, а около кассы какой-то матрос с деловым видом просматривал документы. Впереди меня стояло двое, очевидно, судя по пальто, хотя и без погон и пуговиц, — морские офицеры.

Вдруг среди беспрерывных выстрелов и ругани раздался дикий, какой-то заячий крик, и человек в черном громадным прыжком очутился в коридоре и упал около нас. За ним неслось несколько матросов — миг, и штыки воткнулись в спину лежащего, послышался хруст, какое-то звериное рычание матросов... Стало страшно...

Наконец, я уже стал близко от кассы. Суровый матрос вертел в руках документы стоявшего через одного впереди меня.

— Берите его, — проговорил он, обращаясь к матросам.

— Ишь ты — втикатъ думал...

— Берите и этого, — указал он на стоявшего впереди меня.

Человек десять матросов окружили их... На мгновенье я увидел бледные, помертвелые лица, еще момент — и в коридоре или на лестнице затрещали выстрелы...»⁸

Еще одной иллюстрацией происходившего в те страшные дни служит заметка «События в Севастополе», опубликованная 17 декабря 1917 г. на страницах газеты «Крымский вестник»:

«...Целую ночь по городу слышна была стрельба. Как вчера утром выяснилось, ночью были расстреляны офицеры, находившиеся под стражей в арестном доме морского ведомства. Многие офицеры арестованы. Целый день на улицах города вооруженными матросами обыскивались проходившие офицеры. По имеющимся в редакции сведениям, к полудню 16 декабря расстреляли 29 офицеров»⁹.

По сообщению газеты «Вольный Юг», днем 16 декабря 1917 г. также «слышались выстрелы со стороны порта». Согласно непроверенной на тот момент информации, «там был расстрелян некто Павловский»¹⁰.

Как выяснилось в дальнейшем, тем самым «неким Павловским» был старший артиллерист крейсера «Память Меркурия», старший лейтенант Д.И. Павловский. Как сообщает Я. Шрамченко, несчастный был затоптан под стальными листами на территории Севастопольского порта¹¹.

Ночь на 17 декабря выдалась столь же тревожной. По-прежнему производились аресты и обыски среди офицеров, у которых изымалось оружие. Как и в предыдущую ночь, участь большинства арестованных была незавидной: жертвами самосудов стало еще 30 офицеров¹².

Заметив любое движение в окнах близлежащих домов, рыскавшие по городу толпы вооруженных матросов немедленно открывали огонь. Так, по сообщению газеты «Крымский вестник», был ранен «недавно возвратившийся с театра военных действий (германского фронта) молодой врач А.П. Гефтман, проживавший в доме своих родителей и во время стрельбы вышедший на балкон; ружейная пуля попала Гефтману в область шеи и повредила сонную артерию. Немедленно доставленный в городскую больницу, А.П. Гефтман скончался там»¹³.

Имели место и грабежи. Так, из квартиры горожанина С.И. Бруна под угрозой насилия забрали около 3000 рублей¹⁴.

Всего, по данным Н. Кришевского, во время декабрьских событий 1917 г. в Севастополе погибло 128 офицеров¹⁵. Приведенную цифру нельзя назвать полной. Так, по данным советского историка Г. Тарпана, в декабре 1917 г. в Севастополе «в течение двух-трех суток матросы убили несколько сот офицеров»¹⁶.

Так или иначе, но утро 17 декабря севастопольские обыватели встретили с тревогой и страхом. Многие из них (в том числе и некоторые уцелевшие флотские офицеры) вскоре поспешили уехать из города. На время пресытившись кровью, убийцы в черных бушлатах и бескозырках принялись избавляться от бездыханных тел своих жертв. С фотографической точностью этот момент воспроизвел в своей повести писатель А. Малышкин:

«В то утро звонили церкви — кажется, было воскресенье. Окрестности рейда, талые, мокрые, заунывно сверкали под солнцем. Что-то покойницкое крылось в этом сверкании и благовесте. Под Графской, куда Шелехов неотрывно глядел через цейс, суетились черные фигуры матросов. Самое страшное и была именно эта суета около нескладной беловатой кучи. Матросы вытаскивали из кучи не то свертки, не то бревна и, раскачав, бросали в длинную ветхую лодку, причалившую вплотную к ступеням пристани. Конечно, после ночи он знал, над чем там орудуют... На берегу горкой стоял глазеющий народ, мальчишки.

Смертельная тошнота заставила тогда отвалиться от иллюминатора. Тошнота, от которой некуда было уйти, не на что было взглянуть. Завывал празднично благовест, сверкала, кружась, земля... Сбежать бы в гальюн, засунуть два пальца в сухую глотку...

Матросы, не обращая внимания на Графскую, ретиво делили в канцелярии только что полученное обмундирование.

Они еще спозаранку нагляделись, ходили всей шатией по городу.

— Набили этих буржуев... подметают с улицы, как сор! В сатинетовом белье, бородки нежные, конусами.

— Сичас балластины всем навяжут, и амба, за боны!»¹⁷

16 декабря 1917 г. в городе организовывается Временный военно-революционный комитет (военревком, ВРК) в составе 18 большевиков и 2 левых эсеров о главе с Ю. Гавеном¹⁸. В воззвании к матросам, солдатам и населению Севастополя ВРК сообщил переходе к нему всей полноты власти, призвал к сохранению спокойствия и «революционной дисциплины», выпустил приказы о прекращении самочинных обысков и арестов, о запрещении покупки и продажи оружия. Прежний эсеро-меньшевистский Совет был распущен.

Одновременно по ордерам военревкома начались аресты «наиболее известных контрреволюционных офицеров и представителей буржуазии»¹⁹.

И хотя Севастопольский ВРК опубликовал ряд воззваний, осуждающих самосуды, призвал к сохранению спокойствия и «революционной дисциплины», выпустил приказы о прекращении самочинных обысков и арестов, о запрещении покупки и продажи оружия, в ночь с 19 на 20 декабря 1917 г. в городе были убиты еще 7 человек.

Среди них — надворный советник доктор Владимир Куличенко; преподаватель Минной школы Черноморского флота, лейтенант Владимир Погорельский; исполнявший обязанности старшего офицера линейного корабля «Евстафий», капитан 2-го ранга Василий Орлов (пытался бежать, но был заколот штыками и забит прикладами в коридоре арестного замка (современная пл. Восставших, торговый комплекс «Новый бульвар»)²⁰.

Среди погибших был также настоятель военной Свято-Митрофаниевской церкви на Корабельной стороне, протоиерей Афанасий (Михаил Чефранов). Обстоятельства гибели этого духовного пастыря источники описывают по-разному. Опираясь на данные журнала «Церковные ведомости» (№ 23—24 за 1918 г.), автор исследования «Свидетельство обвинения», посвященного истории Русской православной Церкви в XX столетии, протодиакон Владимир Степанов (Русак), рисует следующую картину казни: священнослужителя: Чефранова «вывели из храма, и тут же, на паперти расстреляли. Тело священника не было найдено. Вероятно, его выбросили в море»²¹.

Аналогичного мнения придерживается севастопольский историк Аркадий Чикин²².

До определенного времени сторонником этой версии являлся и автор настоящей работы²³.

Иначе описывается мученическая кончина священнослужителя в послании архиепископа Таврического и Симферопольского Димитрия к пастве и пастырям Таврической епархии, сделанном по этому случаю 30 декабря 1917 г.

«19-го сего декабря, — сообщалось в послании, — вечером, когда мы, православные христиане, во святых храмах воспевали праздничные восхваления Богомладенцу Христу, нас ради родившемуся во граде Вифлееме, и к радостным песнопениям присоединяли священные гимны в память Богоносца, священномученика, мужа апостольского Игнатия, епископа Антиохийского, кровию своею засвидетельствовавшего истинность веры Иисусовой, по стогнам града Севастополя вели узника, нашего сопастыря и сомолитвенника, священника военной св. Митрофаниевской Севастопольской церкви о. Михаила Чефранова <...> и, выведя его за град (выделено мной — Д.С.), расстреляли. Казнившие отца Михаила не предъявили к нему никаких обвинений, кроме того, что осужденный ими на смерть когда-то напутствовал Святыми Тайнами осужденных же на смерть военно-гражданской властью матросов, т.е. обвиняли о. Михаила за верное исполнение им священного своего долга»²⁴.

В процессе работы с хранящимися в фондах Государственного архива г. Севастополя (ГАГС) периодическими изданиями той поры, выяснилось, что накануне своей смерти Чефранов содержался в тюрьме, куда был помещен по обвинению в якобы имевшем место с его стороны нарушении тайны исповеди арестованных в 1905 г. матросов мятежного «Очакова»²⁵.

19 декабря 1917 г. газета «Крымский вестник» опубликовала письмо двух женщин — вдовы матроса, казненного в 1912 г., Анны Михайловны Воликовой, и «матери двух сыновей, страдавших за свободу», Татьяны Гавриловны Ключковской, в котором они ходатайствовали об освобождении священника из-под ареста, «как не заслуживающего наказания и для опровержения ложных, нелепых слухов, возникших вследствие возбужденности масс и незнакомства с делом»²⁶.

В вышедшей 21 декабря 1917 г. в той же газете заметке «Расстрел 7 офицеров и священника» сообщалось, что «с наступлением сумерек 19 декабря в арестный дом морского ведомства явилось со списком несколько человек матросов, которые потребовали выдачи им 7 офицеров и священника Чефранова. Под угрозой взять намеченных лишь силой, последние были выданы и расстреляны отрядом матросов»²⁷.

Таким образом, вопрос об обстоятельствах мученической кончины о. Афанасия остается открытым.

Чефранов не был единственным пастырем, чья жизнь трагически оборвалась в те страшные дни. В декабре 1917 г. неподалеку от Севастополя (по другим сведениям — в самом Севастополе) революционные матросы казнили (как утверждает автор жизнеописания «Новые мученики Российские», протопресвитер Михаил Польский, — повесили вниз головой на царских вратах в кафедральном соборе²⁸) архиепископа Иоакима (Левицкого); тогда же в своей квартире был задушен другой священнослужитель — отец Исаакий Попов.

Тяжкие испытания, обрушившиеся на Русскую Православную Церковь в Крыму в декабре 1917 — марте 1918 г., стали началом ее пути на собственную Голгофу...

Среди кошмарных событий декабря 1917 г. известны, пусть и немногочисленные, примеры того, как моряки спасали своих офицеров от неминуемой смерти. Так, упоминавшийся ранее командир «Беспокойного» Я. Шрамченко был выпущен из-под ареста благодаря ручательству судового комитета, охарактеризовавшего офицера «как очень хорошего человека» и давшего о нем «самые лучшие отзывы». Лишь после этого Шрамченко вместе с тремя офицерами «под ответственность команды» был возвращен на корабль.

«Команда не спала, — вспоминал командир "Беспокойного". — Нам приготовили чай и хлеб с маслом. Десятки рук протягивали папиросы и спички. "Нас же могли убить! Теперь будете жить на миноносце, и никто не посмеет убить или взять вас. Поставим двойной караул!"»²⁹

Был и такой случай. Матросы штаба Минной бригады вызволили из арестного дома флагманского штурмана бригады лейтенанта Ульянина и 2-го флагманского минера лейтенанта Трейдлера. Придя вооруженными, они забрали двух своих офицеров в штаб, сразу переодев их в матросские шинели³⁰.

25 декабря 1917 г. с протестом против самосудов выступили граждане Севастополя. «Кровавый туман стоит над Севастополем, — говорилось в обращении жителей города, опубликованном на страницах "Крымского вестника", — безумие и ужас воцарились в нем. Десятки наших сограждан арестованы и брошены в тюрьму. Немалая часть их уже расстреляна без следствия, без суда, даже без предъявления каких бы то ни было обвинений. Та же участь, по-видимому, может грозить и остальным арестованным.

В революционном Севастополе граждан казнят сейчас так же, как и в царское время, даже более просто и бесцеремонно — казнят самосудом. Это оскорбление революции, это позор для нее, это гибель ее, так как это может только оттолкнуть от нее массы. Новую жизнь и новую правду должна нести с собой революция — не казни и самосуды. И те, кто творит эти самосуды, кто, прикрываясь революционным знаменем, вершит свирепую расправу над своими согражданами, те совершают великое преступление против революции.

У нас нет физических сил для борьбы с этим преступлением. Но мы не можем и мириться с ним, не можем молчать уже потому, что молчание делает вас как бы его соучастниками.

Всей силой мы протестуем против этого злого и преступного дела, несомненно и неизбежно ведущего к гибели все завоевания революции, за которые десять лет страдали и умирали лучшие русские люди, несомненно и неизбежно бросающие массы в объятия самой дикой реакции. И, возвышая свой протестующий голос, мы глубоко убеждены, что выражаем мнение громадной массы севастопольского населения»³¹.

Несколькими днями позже, 30 декабря 1917 г., с воззванием против самосудов выступили работники Севастопольского народного университета:

«Граждане! — гласило воззвание. — 10 месяцев тому назад вы открыто провозгласили лозунги свободы, равенства и братства, за которые боролись и умирали лучшие люди всех стран. Загорелась заря новой жизни, и мы верили, что с этого момента свободное слово уже никогда не замолкнет на Руси, а суд справедливый и милостивый защитит обиженных и угнетенных, и сам, кузнец своего счастья, создаст наилучшие условия для своего существования и будущего своей родины.

Прошел недолгий срок, и опять, как в прежние времена, должен раздаться призыв к забытым теперь и заброшенным идеалам справедливости, равенства и братства. За это время клевета и ненависть друг к другу дали обильные плоды — умолкло свободное слово, восстановлены ужасы застенков, суд заменен расправой, и жизнь — высший дар человека — потеряла всякую ценность.

Разбудите свою совесть и спросите, где же завоевания революции, где суд справедливый и милостивый, где свобода слова, где братство и равенство! Не убивайте своей души и сохраните уважение к личности человека и свободу права и справедливости!

За что же погибали лучшие сыны родины? За то ли, чтобы восстановить казни и пытки и уничтожить все права человека и гражданина, провозглашенные еще великой французской революцией и в течение долгих лет служившие идеалом всем борцам за свободу?

Мрачные события последних дней неизгладимым пятном легли на светлую страницу свободной жизни города Севастополя. Самосуды, кровавая месть, повальные обыски возвращают нас в темные, ненавистные нам времена, которые давно уже, казалось бы, отошли в вечность. Мучительства и страдания потерпевших, кто бы они ни были, заставляют смолкнуть политику, вызывая сочувствие и жалость даже к политическим врагам и чувства гнева и отвращения к насильникам, будь то даже политические друзья.

Свободная демократическая школа — народный университет, обращает свой горячий призыв ко всем тем, у кого еще не заглохло человеческое чувство и кто не забыл еще великих заветов любви и братства.

Граждане! Берегите идеи человеколюбия и гуманности, без которых немыслима совместная жизнь людей!

Будьте достойными высших идей культуры, свободы, равенства и братства!

Остановите кровь!

Не допускайте слабых до ужаса одичания и озверения!»³²

18 декабря 1917 г. состоялось переизбрание Севастопольского Совета. Большевики получили 87 мест из 235, их союзники, левые эсеры — 86. Большинство из 50 беспартийных поддержали большевиков. Председателем Совета был избран большевик Н. Пожаров.

Стараниями эсеровско-большевистской верхушки террор, первоначально носивший неуправляемый «классово-стихийный» характер, стремительно начал приобретать все более организованные, «революционно целесообразные» формы³³.

Н.А. Пожаров

При этом характерно, что, несмотря на демонстративное осуждение властями самочинных расправ, виновники последних не только не были наказаны — не было проведено никакого расследования.

В целом нельзя не согласиться с мнением морского офицера Гаральда Графа, считавшего, что принятые властями меры к прекращению самосудов «конечно, не помогли бы, если бы они не прекратились сами собой»³⁴.

Декабрьские расстрелы произвели на горожан тяжелое впечатление.

Передаваемые из уст в уста, рассказы о самосудах обрастали все новыми, порою фантастическими подробностями. Царившую в те дни атмосферу воспроизвел в своей повести «Севастополь» современник этих событий, писатель А. Малышкин:

«Шепотные рассказы наполняли город. Одни говорили, что расстреляно тридцать два, другие — семьдесят; среди офицеров попался один поп — за то, что в 1906 году выдал полиции тайну исповедовавшихся у него очаковцев. Над памятью расстрелянных вился трупный туманец выдумок, зловещих недомолвок. Поп сопротивлялся, не шел на Малахов, говоря, что он не принял еще причастия: "Иды, иды, прямо в рай попадешь!" — посмеивался, прикладом подгоняя сзади, ударник. Адмирал Новицкий принял казнь равнодушно, сказав только матросам: "Наконец-то додумались до дела, давно бы пора!.." А полковник Грубер обронил со злобной загадочностью: "Расстреливайте, но знайте, что вы все в мешке!"

И даже в матросских кубриках лазил ползучий шепот: "В мешке... в мешке... в мешке..."

На базаре обыватель перестал покупать рыбу. Про тоже бежал трепетный слушок: "Рыба небывалая, лоснистая, тяжелая, жирная... Ломится — сама валится в сети, как червь..."

Про адмирала Кетрица ходила легенда, будто бы жена его пожелала во что бы то ни стало вернуть себе перстень, подаренный ею и оставшийся у него на пальце. И будто бы адмиральша наняла за большие деньги двоих матросов-водолазов, которые согласились слазить за перстнем в море. Однако, не пробыв под водой и двух минут, матросы дали тревожный сигнал к подъему. "Больше не полезем туда ни за какие деньги". — "Почему?" — "Они все стоят там... митингуют, грозятся..." Водолазы после исчезли из Севастополя.

— Сам видал, как связанных их провезли под видом пьяных, — врал в кают-компании Иван Иваныч Слюсаренко.

— Куда повезли?

— Куда! Ясно куда — в желтый дом.

Иван Иваныч, бывший в курсе всех новостей, так объяснил, почему внезапно испугались водолазы: потому что офицеры с привязанными к ногам балластинами стояли там стоймя и от подонной зыби пошевеливали руками и ногами; матросам же, и без того истерзанным совестью, показалось...

В московской газете "Утро России" были напечатаны телеграфные, от собственного корреспондента, подробности о событиях в Севастополе. Там описывалось, как матросы, убив до пятидесяти офицеров, поотрубали им головы и, воздев на шесты, носили с торжеством по Севастополю...»³⁵

В конце декабря 1917 г. в городе заработал суд революционного трибунала. Учрежденный постановлением военно-революционного комитета Черноморского флота и крепости от 16 декабря 1917 г., трибунал «немедленно приступил к разбору дел всех обвиняемых лиц»³⁶.

Отставной контр-адмирал Николай Львов, бывший начальник 7-го транспортного отряда, был приговорен к «лишению свободы на 10 лет за активное подавление революционного восстания черноморских моряков на крейсере "Память Меркурия" в 1912 г., когда он был командиром крейсера».

«Я всегда поступая по чести и совести. Каяться мне не в чем», — сказал в последнем слове адмирал³⁷.

Недавний начальник распорядительной части штаба Черноморского флота, капитан Иван Цвингман, обвинявшийся в том, что «в бытность его старшим офицером <...>, вел себя крайне подозрительно, терроризировал команду обходами по ночам», «тайно подслушивал разговоры команды на политические темы», после трехчасового совещания революционного трибунала был признан невиновным в контрреволюции, но виновным в «подавлении восстания моряков на корабле "Евстафий" в 1912 году». Приговор — 3 года лишения свободы³⁸.

Заведующий хозяйством Морского кадетского корпуса капитан 1-го ранга Федор Карказ был осужден на «вечную каторгу» за участие в суде над лейтенантом Петром Шмидтом в 1905 г.³⁹

(Забегая вперед, необходимо сказать, что, несмотря на столь «гуманные» приговоры, осужденные, в числе других представителей «буржуазии», в феврале 1918 г. пали жертвами новой «Варфоломеевской ночи»).

12 января 1918 г. Объединенное заседание Севастопольского Совета, Центрофлота, Совета крестьянских депутатов, представителей городского самоуправления, главного заводского комитета порта, главного комиссара Черноморского флота, социалистических организаций и представителей всех судов и частей приняло решение о создании Военно-революционного штаба (ВРШ) для решительных действий против контрреволюции, что «Севастополь не остановится ни перед какими средствами для того, чтобы довести дело революции до победного конца»⁴⁰.

Излишни пояснения, какие именно средства большевики намеревались использовать для выполнения этой задачи.

Примечания

1. Алтабаева Е.Б. Указ. соч. — С. 94.

2. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — С. 226.

3. Королев В.И. Таврическая губерния в революциях 1917 года. — С. 44.

4. Лобыцын В., Дядичев В. Три поколения Горенко / http://www.akhmatova.org/articles2/lobytsyn_diadichev.htm

5. Лобыцын В., Дядичев В. Еремеевские ночи // Родина, № 11, 1997. — С. 29.

6. Там же.

7. Указ. соч.

8. Кришевский Н. Указ. соч. — С. 179.

9. Варфоломеевские ночи в Севастополе. Декабрь 1917-го — февраль 1918 гг.: Документы и мате-риалы / Сост. В.В. Крестъянников, Н.М. Терещук. — Севастополь: ЧП Арефьев, 2009. — С. 52—53.

10. Лобицын В., Дядичев В. Указ. соч. — С. 29.

11. Там же.

12. Бикова Т.Б. Указ. соч. — С. 61.

13. Варфоломеевские ночи в Севастополе. — С. 58.

14. Там же.

15. Кришевский Н. Указ. соч. — С. 181.

16. Тарпан Г.А. Указ. соч. — С. 31.

17. Малышкин А.Г. Указ. соч. — С. 337.

18. История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — С. 30; С. 129.

19. Семин Г.И. Севастополь. Исторический очерк. — С. 336.

20. Чикин А.М. Севастопольская Голгофа. — Севастополь: Рибест, 2005. — С. 52.

21. В. Степанов (Русак). Свидетельство обвинения Т. 1: Революция и первые годы Советской власти. — М.: Русское книгоиздательское товарищество, 1993. // http://lib.web-malina.com/getbook.php?bid=4506

22. Чикин А.М. Указ. соч. — С. 52.

23. Соколов Д.В. Оскудение верой. Таврическая епархия после Октябрьского переворота (октябрь 1917 г. — май 1918 г.) // Первая Крымская, № 226, 30 мая/5 июня 2008.; Он же. Расстрелянные за веру. Крымское православное духовенство и политические репрессии 1917—1930-х гг. // «X Files Секретные материалы 20 века. ДОСЬЕ», специальный выпуск № 9(39) 2009. — С. 73.

24. Цит. по: Протодиакон Василий Марущак. Архиепископ Димитрий (в схиме Антоний) Абашидзе. — Симферополь, издательство «Доля», 2005. — С. 192—193.

25. Лобицын В., Дядичев В. Указ. соч. — С. 29.

26. В защиту священника Чефранова // Крымский вестник, № 289(9274), 19 декабря 1917 г. — С. 3 // ГАГС Ф. КМФ-4. Оп. 1. Д. 823.

27. Расстрел 7 офицеров и священника // Крымский вестник, № 291(9276), 21 декабря 1917 г. — С. 3 // ГАГС. Ф. КМФ-4. Оп.1. Д. 823.

28. Протопресвитер М. Польский. Новые мученики Российские. Т. I. — Джорданвилль, 1949. — С. 81.

29. Лобицын В., Дядичев В. Указ. соч. — С. 30.

30. Там же.

31. Варфоломеевские ночи в Севастополе — С. 77—78.

32. Крымский вестник, № 296(9281), 30 декабря 1917 г. // ГАГС. Ф. КМФ-4. Оп. 1. Д. 823.

33. Бикова Т. «Червоний терор» в Криму (1917—1921 рр.) // Проблеми історії України: факти, судження, пошуки, № 5. — Київ: Інститут історії України НАН України, 2000. — С. 7.

34. Граф Г.К. На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию. — СПб.: издательство «Гангут», 1997. — С. 387—388.

35. Малышкин А.Г. Указ. соч. — С. 316—317.

36. Борьба за Советскую власть в Крыму. Документы и материалы. Т. I. (Март 1917 г. — апрель 1918 г.) / Отв. ред. П.Н. Надинский. — Симферополь, Крымиздат, 1957. — С. 133.

37. Лобицын В., Дядичев В. Указ. соч. — С. 30.

38. Там же.

39. Там же.

40. Борьба за Советскую власть в Крыму. Т. I. — С. 162.